Когда-то давным-давно… Когда-то давным-давно она, новая молоденькая служанка по имени Джейн Фэйрчайлд, прибыла в Бичвуд. Это случилось как раз после того, как по стране прошла великая волна опустошения и отчаяния. Семья, в которой ей предстояло работать, как и многие другие, ощутимо уменьшилась, а оставшимся в живых ее членам пришлось существенно сократить и свой бюджет, и количество слуг, довольствуясь всего лишь кухаркой и горничной. Кухарка Милли по старшинству занимала более высокую должность: повара и домоправительницы одновременно, однако же, безусловно, тяготела к кухне, так что на Джейн, хоть она и была горничной новенькой и неопытной, вскоре была возложена большая часть обязанностей домоправительницы, с которыми она вполне успешно справлялась.

Она, впрочем, совершенно не возражала. И Милли она любила.

Кухарка Милли была всего на три года старше ее, но держалась так, словно была ее матерью; возможно, гибель на войне «ее парня» послужила причиной того, что она очень быстро стала полнеть, особенно в области талии и груди, и теперь выглядела как немолодая, умудренная жизнью женщина, которая и впрямь годилась на роль чьей-то матери. Возможно, именно эту роль ей больше всего и хотелось сыграть. Во всяком случае, она и о «своем парне» всегда говорила так, словно была матерью этого бедолаги.

А сегодня кухарка Милли, если, конечно, велосипед сумеет выдержать ее вес и довезти ее до станции, собиралась навестить свою мать.

– Разумеется, можно, Джейн, – сказал мистер Нивен, вставляя салфетку в серебряное кольцо. Ей показалось, что он хочет спросить, куда она собирается поехать. – Второй велосипед в полном вашем распоряжении, а также, хм… Два шиллинга шесть пенсов и все графство. Если, конечно, вы вернетесь обратно! – Затем, словно слегка завидуя той свободе, которую только что широким жестом ей предоставил, мистер Нивен заметил: – Это же ваш день, Джейн. Вы вольны – хм… – делать все, что вам заблагорассудится. – Теперь он уже знал, что слова типа «заблагорассудится» ей известны, и то, что он их употреблял в разговоре с ней, могло отчасти служить даже некой похвалой ее любви к чтению. А вот кухарка Милли, услышав такое слово, вполне могла бы решить, что вольна по своему усмотрению распоряжаться всей кухонной утварью.

Впрочем, решила Джейн, в словах мистера Нивена, конечно же, никакого намека не было.

Итак, Материнское воскресенье выпало на 30 марта 1924 года. И у кухарки Милли была мать, к которой она могла поехать. А у горничной Нивенов Джейн была только ее собственная простенькая свобода и полкроны на все про все. Но тут раздался телефонный звонок, и все ее предыдущие планы моментально переменились. Нет, никакого пикника она себе устраивать не будет!

А ведь она даже надеяться не могла на нечто подобное, понимая, что, если мистер Пол и мисс Хобдей и не собираются присутствовать на «совете вождей» в Хенли, вопрос о том, как именно они могут провести этот день, все равно остается открытым. А что, если они в любом случае намерены провести его вместе?

Она знала, что у обоих есть машины. Теперь молодые люди, занимающие соответствующее положение в обществе, часто заводили себе собственный автомобиль. Иногда в разговоре с Джейн Пол, упоминая о машине, принадлежащей мисс Хобдей, называл ее «Эммамобиль». И они оба, безусловно, могли делать все, что им заблагорассудится. А если бы они вели друг с другом честную игру, то вполне могли бы – приди им вдруг такое в голову – воспользоваться тем, что в их полном распоряжении имеются целых два дома, весьма удачно оказавшиеся совершенно пустыми. Вообще, если задуматься, то в любом уголке страны в это воскресенье могли найтись временно опустевшие дома, столь удобные для тайных свиданий. И насколько она знает Пола Шерингема…