Следующую ошибку в примере она делает осознанно – никаких сомнений. Поскольку сразу смотрит на меня, встает и расстегивает пуговицу на широких джинсах. Но не спешит – ждет, что я скажу. А я не могу пока говорить, мне больше нее нужно, чтобы она избавилась от своих шмоток. Потом уже будет без разницы – потом я раздвину эти худые бедра и буду трахать ее, пока она голос от крика не сорвет.

Дверь открыта, мы вообще ее никогда за собой не закрывали. Дверь дышит мне в спину разверзнутым проемом, прожигает прямоугольник на моей коже, заставляет на секунду задуматься о последствиях. Почему я остановил себя? Как, блядь, я вообще сумел себя остановить?

Делаю вид, что меня совершенное полуобнаженное тело не беспокоит, хриплый тон только выдает мое состояние:

– А если кто-то заглянет?

Ответ Аси немного охлаждает:

– Тогда вас будут долго и больно кастрировать, Алексей Владимирович. Мне тоже достанется, конечно. Но меня-то папа не убьет. Наверное. Посмотрите, теперь решаю правильно?

Она издевается, не иначе – и именно поэтому все еще цела. Тыкает тонким пальцем на тетрадь и ждет любой реакции. Мне насрать на задание и ее ошибки. И уже даже не особенно заботит, если нас застукают. Мне сейчас не кастрация страшна, а необходимость скорой реанимации. Но я хочу понять, чего она добивается. И именно этот вопрос задаю:

– К чему этот цирк, Ася? Если бы я захотел тебя раздеть, то сделал бы это сам.

Она смотрит прямо, слишком поздно смущается и краснеет. Но держит себя в руках и произносит слова твердо:

– А чего вы хотели от глупой малолетки? Разумных решений? Там, возле кинотеатра, мне показалось, что вы со мной флиртовали. Не только тогда, меня не оставляет это ощущение. И это страшно испугало. А потом я увидела вас с вашей девушкой – и с ней вы вели себя совсем иначе. Это нормально, что я захотела выцарапать ей глаза? Зато чуть сердце не выпрыгнуло от ее шутки – о том, что вас на меня потянуло.

– Сейчас я понимаю еще меньше, – говорю честно и всеми силами стараюсь на нее не смотреть. Но все равно кошусь, нет никаких сил, чтобы эти короткие взгляды остановить. – Ты пытаешься проверить, запал я на тебя или нет?

– Наверное… – краснеет еще сильнее. – Или увидеть, как вы поступите. А вдруг вам даже выгодно, чтобы нас застукали вместе в таком двусмысленном положении? Тогда отец заставит вас на мне жениться. Может быть.

Во мне зреет истерика, это она клокочет в горле. И я понятия не имею, почему все еще на эту маленькую стервочку не ору в полную глотку. Если Куприянов меня здесь застанет с его полуголой дочерью, то вернее первый вариант – кастрация. И больше он меня к ней близко не подпустит. И теперь бы не подпустил, мы просто с Жориком сумели обойти его большим кругом. Однако говорю я о другом:

– Жениться? Ася, я не собираюсь жениться ни на тебе, ни на Ире, ни на ком вообще. С какого перепуга мне хотеть жениться на девчонке, которую я полтора месяца знаю?

И она вдруг выдыхает, даже неожиданная улыбка проявляется на ее губах:

– Ну тогда хоть одно сомнение можно на ваш счет вычеркнуть. Я вам не нужна для выгодного брака. Осталось выяснить, нужна ли вообще.

Дурацкая проверка, безумная логика – такое случается с людьми, у которых проблемы в математике. Ася просто поддалась какой-то гормональной буре. А я продолжаю пялиться на ее бюстгальтер, жадно проникая взглядом дальше. Встряхиваюсь. Если я за это кружево и проберусь, то точно без риска быть увиденным ее поваром или домработницей. Резко подаюсь к двери и надеюсь, что моя эрекция в широких брюках не так очевидна.

– Оденься, – бросаю я. – А я ухожу. Хватит с меня на сегодня математики.