Отец и сын по очереди вчитались в приказ, всмотрелись в список, все верно: есть Покровский.

– Значит, кости деда здесь… – пробормотал Максим и почувствовал, как мозг, который теперь не вполне повиновался его намерениям, вновь стал размышлять о задаче воскрешения предков; теперь он, мозг, был занят настройкой недавно разработанной модели, с помощью которой можно было локализовать в фазовом пространстве рождений до восьми поколений прародителей.

Отец волновался. Он вытер платком взмокшие ладони.

– Вы понимаете, в 1975 году было сделано перезахоронение из Страковичей, где во время боев были погребены двадцать шесть солдат. А вот имена не внесли. Почему? Кто не внес? Забыли? Ничего не понятно. Но ко Дню Победы мы три дополнительных плиты заказали. Установим и торжественно откроем. Приезжайте. Будем очень рады.

– Спасибо. Мы еще не знаем. Мы вообще-то издалека, – сказал отец.

– Москва теперь хоть и другое государство, однако на границе задержек не бывает.

– А что, пап, приедем?

– Посмотрим. Давай еще раз сходим к мемориалу и – пора. Смеркается уже.

– Куда уж вы? Оставайтесь у нас, здесь. Я вам в красном уголке постели сооружу. Да и посидим, помянем павших.

– Неудобно, что вы, – отец пожал плечами.

– Пап, может, останемся? Когда еще здесь будем.

Председатель снял телефонную трубку.

– Мария, здравствуй. Милая, гости у нас сегодня. Постели надобно устроить. И выпить-закусить – сама понимаешь. Давай, милая, ждем. Давай, с Богом… – председатель немного раскраснелся; ясно было, что он очень рад гостям.

Помолчали. Все трое – Максим первый – посмотрели в окно, за которым в свете уже зажегшегося фонаря летел и искрился снег.

– Интересно, а где дзоты располагались?

– Какие дзоты? – спросил Андрей Андреевич.

Максим пересказал описание боя.

Отец стоял у окна.

– А так-то, наверное, на том поле перед лесом на Страковичи.

Председатель подошел к окну и указал пальцем на сгущающуюся от сумерек и снегопада тьму поля и леса́ за ним.

Максим спустился вниз, расплатился с таксистом и договорился, что завтра он за ними вернется. По тройному, новогоднему тарифу.

Пришла Мария, рослая женщина с озабоченным лицом. Поздоровалась за руку. Развернула одеяло, достала кастрюлю с картошкой и гуляшом, из которой повалил пар. Вынула из шкафа, обвешанного грамотами и вымпелами, тарелки, стаканы, початую бутылку водки, банку с огурцами.

– Угощайтесь, гости московские, чем Бог послал.

Мария призвала мужчин не стесняться и, вынув из того же шкафа стопки белья, вышла стелить постели.

Приступили к еде. Скороход предложил, не чокаясь, выпить за павших. Отец только пригубил. Мария отказалась присоединиться, посидела немного за столом и попрощалась.

Водка закончилась, картошку доскребли. Скороход собрал тарелки, рюмки и хлеб в пустую кастрюлю и поставил у двери.

– Пойдемте, покажу ваш блиндаж.

В красном уголке по сторонам гипсового бюста Ленина стояли два разложенных кресла-кровати. Они были завалены перинами и лоскутными одеялами.

– Что ж! С Новым годом! Счастья вам и исполнения желаний!

– Спасибо! – отвечал Макс.

– Поздравьте своих близких с Новым годом, – сказал отец и пожал Скороходу руку.

– Если что – телефон в кабинете: 32-16.

Распрощались до утра.

Отец разделся, но долго не мог заснуть. Максим скользнул в туалет. Вернулся. Стоя в дверях, сказал:

– Пойду я, погуляю.

– Куда? Зачем?

– Интересно – есть у них здесь ночной магазин? Как они тут выживают?

– Ты же хорошо выпил. Не морочь голову. Не ищи себе приключений.

– Да ладно. Скоро буду.

– Максим, я тебе запрещаю.

– Пап, отдохни.

Максима не было уже час. Отец думал, сколько следует оставить денег в благодарность Скороходу. Просто – положить на стол перед тем, как утром они уедут. Решил, что пятидесяти долларов хватит.