На этом факультете учились две категории страстно душевнобольных. Первые, подобно автору, искали счастья в небе и возможности работать, большей частью, не на земной тверди. Пусть не пилотами, так штурманами и бортоператорами съемочной аппаратуры. Что, даже интереснее и насыщеннее задачами для ума и рук, чем заставлять самолет взлетать и садиться, а остальное время кимарить у автопилота. Вторая категория обучаемых была из любителей фотографии, возжелавших совершенства во всех стадиях этого искусства, от композиции и экспозиции, до составления химреактивов уникального волшебства, проявки и печати результатов съемок. В то, еще золотое и незыблемое время, предчувствия надвигающихся цунами, будущей перестройки и ломки всего, нас учили и летать, и фотографировать. Что оказалось, в жизни не самым главным, и нужным, ни себе, ни Родине в самом недалеком будущем. Благо, дополняющий романтику, набор учебных обязательных дисциплин, включал в себя, и самые земные профессии, далекие от романтики неба, и высокого искусства фотографии. Благодаря этому доп. пакету знаний и навыков, как оказалось впоследствии, и стал возможен весь остальной трудовой стаж, в котором аэро, и фото всегда были где-то рядом, но в параллельном мире на своей, как Луна, орбите. Может, оно и к лучшему?

Производственная практика, годом ранее, была если не торжеством счастья занятия любимым делом, в благородной среде ученых, на живописнейших пейзажах Памира, то очень близким к этому состоянием. Диплом, написанный в палатке, там же, при защите сразил наповал комиссию. Глубиной, новизной и оригинальностью подхода к такой заковыристой задаче, как прогноз землетрясений в сейсмически активном регионе, он вызвал споры, и дебаты чуть не до рукоприкладства, в аргументах ученого совета меж собой. Поуспокоившись, они согласились с тем, что диплом хорош, и даже позже признали его лучшим в выпуске.

А, чуть позже, была процедура смотрин выпускаемого поголовья, купцами от разных производственных нужд. Распределение выпускников.

Меня пригласили в Институт Физики Земли. Мечта о развитии счастья летней практики, выросла в возможность посвятить себя увлекательнейшему и творческому поприщу служения наукам и, подобравшись к моим стопам, уже щекотала лодыжки. Из ИФЗ на распределение приехал мой дипломный руководитель с заявкой, оформленной должным образом. Однако, оказалось, что работа молодого специалиста по призванию – непозволительная роскошь. Проректор родного института была дамой с особым пониманием баланса: чувства долга и душевных притязаний выпускников. Она знала, что распределять молодежь, надо не так, как ей хочется, а так, чтобы было потом «мучительно больно», в соответствии с героическим эпосом гражданской войны. Распределению в ИФЗ мне было категорически отказано, без объяснения причин. И предоставлена возможность, «не выпендриваться, а выбрать из того остального, что есть».

В шоковом состоянии, понимая, что счастье, такое близкое, вдруг захлопнулось наглухо чугунным люком, я сопроводил свой выбор из остального, рассказом анекдота, всем собравшимся «покупателям» и комиссии. Мне он показался тогда весьма уместным.

Прогуливаясь по Одессе, один гражданин, увидел в качестве вывески над входом в конторку большие наручные часы. Зайдя в конторку, он обнаружил там пожилого хозяина лавки, одиноко дремавшего в пустой комнате на табурете.

– Вы можете починить мои часы? – спросил посетитель.

– Я часов, не чиню. Я делаю обрезание, ответил хозяин лавки.

– Тогда почему Вы там повесили часы? – спросил посетитель.