Арди задумался.

В его голове кружился ворох мыслей. А кем работает его отец? Почему они не спускаются вниз – в по-сел-ок? Почему никто из тех, чьи песни порой слышит мальчик и чьи огни видит, не поднимаются наверх? Почему никто, кроме дедушки, не верит, что он действительно играет со своими деревянными друзьями, а те играют с ним в ответ? Из-за чего зимой холодно, а летом жарко? Почему идет дождь? Из-за чего иногда он хочет в туалет надолго, но чаще – быстро? А что это значит – засранец? И кто такие ублюдки? Ну и еще с десяток слов, которые тайком от мамы, использовал дедушка.

Вопросов было так много, что по сравнению с ними, попытка Арди сосчитать все звезды на небе не выглядела такой уж головокружительной.

Но один вопрос Арди интересовал больше всего.

На противоположной стороне ручья находилась небольшая вырубка. Несмотря на то, что там не стояло ни сарая, ни загона, ни ящиков с зимними припасами, все родные, раз в несколько месяцев, ходили туда пропалывать сорняки и посыпать тропинки речным песком. А еще они очень бережно относились к принесенным с гор валунам, которые там лежали.

Не в тесной кучке или красивом узоре, как это было в некоторых местах по всей Алькаде, а достаточно широко. Так, что между каждым из камней можно было поставить стол и несколько стульев.

А еще на них значились символы, выведенные странной черной краской. Такую не смывал дождь, не стесывал ветер, да и сколько не три тряпкой – не сотрешь. Арди знал. Пробовал. И единственный раз в жизни получил настоящий нагоняй от дедушки. Таким рассерженным он не видел его ни до, ни после.

И тогда отец рассказал ему, что под теми камнями спят их родственники. Арди тогда не понял, зачем они спят под землей, если можно забраться в кровать и завернуться с головой в одеяло – ни с чем не сравнимое удовольствие. Проигрывало только разве что ежевичному пирогу.

И снова в животе заурчало.

– А что им сниться? – прошептал мальчик.

Дедушка сперва удивленно изогнул правую бровь, а затем обернулся и посмотрел в сторону выглядывающего из-за леса дома. Где-то там, чуть дальше, журчал ручей и лежали те самые камни.

Морщины дедушки снова слились воедино. Но не так, как в прошлый раз. Не сердито. А как-то иначе. Это напомнило Арди тот случай, когда они с отцом чинили крышу и мальчик, плохо закрепив веревку, сорвался вниз и сильно ударился рукой о землю.

Неужели он что-то сломал дедушке?!

Но он ведь не хотел и…

– Все в порядке, – улыбнулся дедушка. Арди до этого не знал, что улыбка может выглядеть такой же сломанной, как и вся мебель выше первого этажа в их доме. – Это сложный вопрос, Арди. Но раз уж я пообещал тебе честный ответ, а запомни, неряшливый ты проныра, что данное кому-то слово – самое драгоценное и самое хрупкое, чем ты когда-либо будешь обладать…

Арди нахмурился. Он прекрасно помнил, как сильно мама расстроилась, когда он разбил её вазу для цветов. Вот она точно была хрупкой.

Как хрупким могло являться слово, если его даже пощупать нельзя.

Но Арди привык – дедушка часто говорил что-то сумасшедшее.

– Арди, помнишь историю про девочку Этерли?

Мальчик нахмурился еще сильнее. Среди бесчисленного множества легенд и мифов, что он слышал от своего дедушки, именно про Этерли он помнил мало что.

– Когда ты мне целый час рассказывал про то, как девочка не могла дослушать длинный рассказ своего брата и поэтому стала ужином ЖуткоПаука?

Дедушка кивнул.

– Да, конечно, помню! – мальчик аж подскочил на скамейке. – Мне не нужно рассказывать её заново!

Дедушка только улыбнулся. Как обычно – немного шутливо и как-то… Арди не знал, как подобрать нужные слова для этой улыбки. Он просто ощущал себя так же, как когда забирался зимой под теплый плед. Его носу было немного холодно, но внутри, наоборот, все согревалось и так и норовило уволочь за собой в сон.