Как и многие люди, Маргарета не столько верила в Бога, сколько опасалась Дьявола. Жизнь среди ост-индийцев, поклонявшихся целому сонму различных духов, развила ее боязнь происков потусторонних сил. Ее слуги на Яве по каждому поводу обращались к разным мистическим покровителям, и она тоже старалась без надобности не обижать никого из тех, кто мог повлиять на ее судьбу. Но то были просто духи, а многорукий Шива – бог, причем не из самых терпеливых.

Потом, несколько лет спустя, сидя в камере смертников, она часто вспоминала вечер в музее и каждый раз мучилась вопросом: была ли она права в своих опасениях или нет?

Маргарету позвали готовиться к выходу, и «храмовая танцовщица с Дальнего Востока», махнув рукой на суеверные страхи, пошла на зов.

Четыре девушки, изображавшие ее свиту, уже ждали в соседнем зале, отведенном под гримерную. Замотанные в черные одежды, напоминающие то ли тогу, то ли сари, они выглядели таинственно и зловеще, точно ядовитые змеи.

Скинув платье, Маргарета при помощи Анны переоделась в белый с вышивкой лиф и цветастый саронг, обмотанный на талии лентами, накинула несколько покрывал, которые потом небрежно сбросит, обнажая тело. Ее точеные руки украсили браслеты, издававшие при каждом движении мелодичный перезвон. Завершила преображение голландки в восточную красавицу диадема тонкой работы.

Девушка оглядела себя в высокое зеркало – от украшений в волосах до босых ступней с ярко-красными ногтями. Аккуратно лежащие на плечах косы придавали ей флер невинности, контрастировавший с кроваво-красной губной помадой и ярким гримом.

Заглянул хозяин музея, восхищенно поцеловал кончики пальцев и удалился в зал. Пришла пора и актрисам отправиться на сцену. Накинув на голову покрывала, они друг за другом вышли в короткий коридор и тихо зашлепали босыми ногами по навощенному паркету.

Удивительно, как быстро Маргарет освоилась со своим артистическим образом. Сейчас она с удивлением вспоминала, как тряслась в истерике перед первым выступлением и стеснялась своего обнаженного тела. Какое ханжество! Готовясь выйти на сцену, она любовно оглядела свои руки, от которых мужчины приходили в восторг. Во время танца они жили своей жизнью, опутывая, словно змеем, непривыкшие к подобным зрелищам мужские души.

Заиграла музыка, и ее спутницы черными птицами выпорхнули на сцену, разойдясь по сторонам, чтобы освободить место ей, дочери то ли магарани, то ли английского офицера. Маргарета уже с трудом помнила, какие сказки рассказывала своим поклонникам, а вскоре перестала даже пытаться их запоминать. Если Индия в глазах европейцев – пряная сказка, то она будет Шахерезадой, рассказывающей им еженощно новые байки.

Выпорхнув на сцену, она на мгновение замерла, простирая к Шиве руки, а затем двинулась по самому ее краю, периодически склоняясь так, чтобы зрителям была видна ложбинка между грудей. Жалобно пела флейта, тихо рокотали барабаны, плакали струны… Сменялись откровенные позы, маня и обещая. Покрывала падали одно за другим, обнажая прекрасное тело… Ни одна, даже самая раскованная девчонка из кабаре не позволила бы себе ничего похожего, но при этом танец Мата Хари считался великим искусством, и никому в голову не приходила мысль крикнуть: «А король (королева)-то голый!».

Талант Маргареты заключался не только в умении красиво подать свое тело. Она чувствовала напряжение, висящее в воздухе, и интуитивно управляла им, не давая перехлестнуться через край. Вот упало первое покрывало, и ему эхом прозвучал вздох зала. Господи Всеблагой, какие же мужчины все-таки… первобытные, что ли? Она приняла позу чоука, присев с широко разведенными коленями, и накал страстей подскочил еще на порядок. О! Сбылась еще одна ее мечта! Она была Цирцеей, превращавшей мужчин в свиней, и они разве что не хрюкали в темноте, глядя на ее понемногу обнажавшееся тело.