История с квартирой – а она считала квартиру, в которой родилась и выросла, и своей тоже – окончательно развела в разные стороны мать и дочь. Людмила тогда рассталась с очередным претендентом на роль мужа, ей было плохо и физически, и психологически. Хотелось поддержки, сочувствия, хотелось ощутить рядом родного человека. И она решилась еще раз попытаться наладить отношения с матерью: приехала и попросилась переехать к ней жить. Как вариант, предложила разменять эту огромную квартиру, в которой Сима живет одна, и купить им каждой по отдельной.
– Мам, можно же рядом купить. Я смогу к тебе приходить, при этом мы не будем мешать друг другу. Или, если хочешь, просто купим одну, но чуть поменьше и в другом районе, а на оставшиеся деньги ремонт сделаем, или я могу свой бизнес открыть. Например, собственную парикмахерскую, – тихим голосом объясняла матери Мила.
– Ты – взрослая женщина, при чем тут я? Решай свои проблемы сама. Хочешь бизнес? При чем тут старая мать и ее квартира? Тебе уже за сорок, у тебя ничего нет, так почему я должна отдать тебе последнее, что есть у меня? – спокойным и уверенным в своей правоте голосом спросила Серафима.
Буквально через пару месяцев Людмила узнала, что мать продала большую часть квартиры, оставив себе одну комнату, и уехала на вырученные деньги в кругосветное путешествие. Это было потрясением, сравнимым только с потерей волос в юности. Она восприняла поступок матери как предательство.
– Ой, чуть не проехала! – Мила вскочила с сиденья и стала пробираться к выходу из вагона. На центральных станциях людей заметно прибавилось. Кто-то возвращался с утренних шествий и гуляний, а кто-то, напротив, ехал на вечернюю прогулку.
Двери открылись, выпустив наружу нетерпеливых пассажиров, прибывших на станцию. Поток людей буквально вынес Милу на платформу, ей кто-то больно наступил на ногу, да так, что боль пронзила всю ногу. Она постаралась отойти в сторону, чтобы посмотреть, что случилось. Стала искать глазами лавочку, чтобы присесть и снять кроссовку, окинула взглядом временно опустевшую станцию и буквально споткнулась глазами о худую старушку, стоящую около стены тоннеля в ожидании поезда. Женщина стояла, опираясь на тросточку. На ней было чуть потертое черное драповое пальто, на груди приколота георгиевская ленточка. Несмотря на почтенный возраст, она старалась держать осанку; ветер от подходящего поезда выбил прядь белых волос из-под синего берета. Старая женщина стояла и смотрела вдаль. Не на поезд, не на людей, она смотрела туда, откуда была родом, в свое детство и юность, в то время, которое сегодня вспоминали все эти люди. Это было ее время, ее жизнь, война и победа тоже ее. Она словно не существовала здесь, хотя стояла рядом с другими.
Мила подошла к ней, увидев, что та не решается пройти в поезд. Она взяла ее под руку и помогла зайти в вагон, раздвигая людскую толпу. Молодой мужчина, увидев их, встал и уступил место. Женщина присела, посмотрев на Милу глазами ее матери – такими же темными и глубокими, только в них были благодарность, тепло и невероятная тоска.
За мгновение перед Милой пронеслась вся жизнь женщины – детство где-то там, в холодной квартире во время блокады, с кусочком хлеба на всех, потом в эвакуации, в чужой коммунальной квартире, в ожидании матери с работы, закутавшись в пуховый платок, с озябшими руками, промелькнувшая юность, нелегкий труд на работе, поиск мужчины, слезы, страдания, бессонные ночи, болезни детей и мужа…
И усталость, вселенская усталость во время празднования дня, живых свидетелей которого почти не осталось. И среди всех этих людей в поезде и на перроне, пожалуй, только она одна – эта женщина в черном пальто – еще помнит, какая тогда была жизнь.