Он замолкает, собираясь с мыслями, и продолжает снова:
– Говорили, Лунич расстрелял всех посвященных, кто работал в этом цехе, но я в это не верю: Лунич не тот монстр, которого нам рисовали когда-то средства массовой информации. Я знал его лично и могу сказать: это был дальновидный и сильный политик. Он думал не только о завтрашнем дне, но и послезавтрашнем. Для него уничтожение ученых не имело никакого смысла. Да, эти технологии представляли из себя государственную тайну, но не того масштаба. А впрочем… Политика – не игра на скрипке. Эта государственная тайна стоила очень дорого. Я даже не мог себе представить, насколько.
Он оправдывает себя. Он хочет уверить меня в том, что за эту тайну не жалко положить несколько человеческих жизней. Я ненавижу политику и политиков. За человеческим материалом они не видят человеческих жизней и человеческих судеб. И свою жизнь Кошев за эту тайну не отдал.
– Я долго не мог понять одного: неужели технологию можно уничтожить безвозвратно? Вот так просто взять и вывезти оборудование с чертежами? Да, конечно, при Плещуке никто не стал бы заниматься ее восстановлением, а через десять-двадцать лет она бы не стоила ломаного гроша. Но мне все равно это казалось странным, – он пожимает плечами и добавляет многозначительно: – На наш завод не упало ни одной бомбы…
4
Ненависть – обременительное чувство.
Она или клокочет внутри,
требуя выхода,
или выплескивается в самый неподходящий миг;
она учащает дыхание и пульс,
от нее болит левая сторона груди.
Она противоречит инстинкту самосохранения,
не знает притворства,
не понимает игры,
не ценит шуток.
Попытки вылить ее тогда,
когда тебя никто не видит,
не приводят ни к чему:
она от этого разгорается только сильней.
Из записной книжки Моргота.По всей видимости, принадлежит самому Морготу
Мы проснулись от грохота перед дверью и ругани Моргота: он был настолько пьян, что, скатившись с лестницы, не мог встать и перемежал матерную брань с жалобными стонами. Бублик поспешил зажечь свет.
– Моргот, тебе помочь? – спросил он почему-то шепотом.
Похоже, дверь Моргот открыл лбом, потому что она была распахнута настежь, а Моргот валялся на пороге.
– Идите вы все к чертовой матери! Навязались на мою шею… – проворчал он и снова жалобно застонал.
– Ты ушибся? – спросил Бублик тихо.
– Мля, а ты как думаешь?
– Давай я тебе помогу…
– Пошел к черту.
Моргот по-пластунски перелез через порог и начал подниматься. Это ему не удалось, и он сел на полу, покачиваясь из стороны в сторону.
– Ну? Что разлеглись? – угрюмо начал он. – А ну быстро всем встать!
Силя поднялся и потащил за собой одеяло, стараясь в него завернуться, – из открытой двери тянуло холодом.
– А? А остальных это не касается? – рявкнул Моргот, после чего и мы с Первуней вылезли из кроватей – ну что же сделаешь с пьяным Морготом? Не спорить же с ним, в самом деле.
– А Бублик? Куда Бублик свинтил? – Моргот пристально посмотрел на его кровать.
– Я здесь, – Бублик тщетно старался закрыть дверь, но ему мешала нога Моргота.
– Вот и иди сюда, чтоб я тебя видел. Значит, в школу вы не ходите, так?
– Не ходим, – вздохнул Первуня.
– И не собираетесь ходить, я правильно понимаю?
– Моргот, нас из школы сразу в интернат заберут, – сказал Силя. – Ты что, хочешь нас в интернат отдать?
– Я хочу, чтоб ты помолчал. Ты когда в последний раз книжку читал, а?
– Какую книжку? – удивился Силя.
– Обычную книжку. Которую читают.
– А я не умею читать, – Первуня снова вздохнул.
– Так ты еще и читать не умеешь? Бублик! Почему он читать до сих пор не умеет, а?
– Я не знаю…
– Вот чтоб завтра купил ему букварь, понял?