Однако смертельно опасный приказ так и не прозвучал. Второй верист рассмеялся и что-то проговорил на гортанном вигелианском языке. Верзила пожал плечами, презрительно сплюнул в сторону флоренгианина, и оба ушли в сторожку, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Руки Кавотти дрожали, когда он завязывал веревку на брезенте. Очевидно, два скучающих юнца решили подшутить над местным крестьянином-переростком. Возможно, их наказали за какую-то мелкую провинность, велев обыскивать каждого путника, входящего в город. Стало быть, его маскировка прошла испытание. Будь у вигелиан хоть малейшее подозрение, что освободительная армия продвигается к Селебре, эти двое непременно взглянули бы на его шею.

Он вернулся домой впервые за тринадцать лет, но его никто не встречал. Жители города, спасаясь от непогоды, сидели по домам, предоставив улицы хлещущим ветвям деревьев, потокам дождя и черепицам, которые с грохотом падали на землю. Вздумай священный Сьену пошутить, вождь повстанцев погиб бы от упавшего с крыши куска глины.

Наконец-то он дома! Невероятно! Долгие годы войны и сражений Кавотти отчаянно цеплялся за надежду когда-нибудь сюда вернуться, но только недавно поверил, что это действительно произойдет. Разумеется, он мечтал войти в город с победой, промчаться по главной улице на колеснице и помахать рукой собравшимся толпам, приветствующим Кавотти-Мятежника, Кавотти-Освободителя. А пока придется смириться с необходимостью прятаться. Если Стралг не уничтожит Селебру еще до конца войны, возможно, это сделают Борцы за Свободу.

Селебра заслужила свою славу; это действительно был самый прекрасный город – Город-Восторг. За последние десять лет Кавотти довелось повидать всю Флоренгианскую Грань. Дважды на него устраивали охоту в Плодородном Круге, он плавал в теплых волнах Океана и чуть не замерз до смерти в лишенных воздуха приграничных пустошах. Ему встречались затопленные города и города, высохшие до самого основания, когда ушло море или река поменяла русло. Однако большую часть селений разграбила орда Стралга или его собственные люди. Обе стороны оставляли за собой только кости и вонючий пепел.

И вот она, Селебра – цела и невредима: широкие проспекты и величественные фасады, изящные башни и храмы, просторные колоннады, площади и сады… Конечно, и у Селебры были свои слабости. Роскошные дворцы подчас оказывались внутри сараями, а центральная площадь больше напоминала загон для скота неправильной формы. Дворец дожа походил на гигантское отхожее место, потому что селебриане не любили, когда их правители кичилсь богатством. Однако Кавотти помнил, что внутри дворец потрясающе красив.

В таком месте не жалко и умереть, если сегодня все пойдет не так. Кавотти не страдал сентиментальностью. Из него давным-давно выбили все романтические представления, но он почувствовал легкую ностальгию, войдя в город через Луговые ворота и шагая по улице Ювелиров. Последний раз он бежал по ней вместе с друзьями в тот день, когда город пал.

У одного из них был дядя, который жил в доме у городской стены, и оттуда его компания собиралась посмотреть на вигелианских чудовищ. На стену их не пустили. Тогда они забрались на крышу и со своего пропеченного солнцем наблюдательного пункта видели, как дож Пьеро выехал из ворот вместе с семьей. Они были возмущены, когда дож опустился на колени и поцеловал ноги лорда крови, но настоящее потрясение испытали, когда враги, вынудив его пройти через это унижение, отправили дожа домой в полном одиночестве, оставив в заложниках его жену и детей. Кавотти знал Дантио, старшего из сыновей, который был на пару лет его младше и даже почти не задавался, хотя рано или поздно унаследовал бы престол. Детей, вероятно, отправили через Границу в Вигелию, как и многих других заложников. Супруга дожа вернулась в город, но это произошло уже после того, как Кавотти покинул Селебру.