Насколько мне известно, к моему отцу небеса были явно равнодушны. В первом же бою, когда он выскакивал из горящего танка, его скосила автоматная очередь. На меня в детстве эти ровненькие пять шрамов чрез всю его грудь наискосок произвели такое впечатление, что я даже постеснялась спросить: что это? Отец после ранения долго отлеживался в госпиталях. Но битва была известная, на Курской дуге. Победная. И отец получил за нее свою первую медаль. В госпиталях он много что увидел и услышал. Повзрослел. И кажется, помудрел. Ведь у него, как у большинства мальчишек, о войне были детские представления. Когда война началась и все приятели моего отца побежали записываться в добровольцы, он очень хотел быть вместе с ними. Но в тот момент ситуация в его семье была настолько тяжелой, что отец не решился даже заикнуться об этом. За два года до начала войны его отца, художника, арестовали. Кто-то настрочил на него донос, будто он на всех углах разглагольствует о том, что «лысого» писать не будет. В результате дед оказался в психиатрической больнице. Это была семейная версия. Для близкого круга. Для остальных мой дед умер от холеры. Но кажется, все обстояло еще хуже: скорее всего, его осудили стандартно, по политической статье, а бабушке предложили отказаться от него, оформив развод, и она, оставшись с тремя детьми, один из которых инвалид, вынужденно с этим согласилась. Так или иначе, Ксению Николаевну с детьми переселили из приличных двух комнат в хорошем доме в сырой подвал и одновременно уволили с работы с объяснением, что не может быть учительницей жена, даже бывшая, подобного субъекта. Оставшись без средств к существованию, бабушка была согласна на любую работу. С большим трудом ей наконец удалось устроиться уборщицей в столовую. Так как к мытью полов она была не очень-то приспособлена, мой отец стал работать с ней в паре. После работы их кормили, и отец набивал за пазуху котлеты и хлеб без всякого стеснения, чтобы порадовать своих братьев. А бабушкина «голубая» кровь не позволяла ей делать то же самое, хотя сына она не останавливала.

В конце 1942 года, во время смертоубийственной битвы за Сталинград, мой отец все же пошел в военкомат. Ксения Николаевна его решение приняла с тяжелым сердцем, но молча, понимая необходимость сделать нечто неординарное, иначе дети могут привыкнуть к той жизни, которая им, к несчастью, выпала.

Отец серьезно подготовился к походу в военкомат, впервые в жизни рискнув подчистить единичку в своем свидетельстве о рождении, тем самым увеличив свой возраст на десять месяцев. Вышло не очень-то хорошо. На просвет подчистка была видна невооруженным взглядом. Но в отличие от 1941 года, когда война только-только началась и советская армия казалась могучей и никем непобедимой, к концу 1942 года от нее остался пшик, и в военкомате не слишком придирчиво рассматривали документы, мол, хочет парень в армию, милости просим! Отца направили в танковое училище. Все ребята мечтали учиться водить танк или в крайнем случае стрелять из пушки, а отца определили в механики. Поначалу он из-за этого очень расстроился. Но со временем понял, что это его профессия. Ведь он всегда любил железки. А когда научился читать чертежи, ему открылся какой-то совсем другой уровень понимания этого увлекательного дела.

После госпиталя мой отец уже не рвался в герои и на рожон не лез. Тем не менее к окончанию войны несколько медалей его простреленную грудь украсили, и это оказалось очень кстати. Весомое побрякивание медалей открывало после войны многие двери. В результате Ксению Николаевну восстановили на ее прежней работе в школе, поставили в очередь на нормальное жилье, а сам отец нашел хорошо оплачиваемую работу с постоянными командировками по всей стране, что в молодости весьма привлекательно. Более того, посовещавшись и поспорив с Ксенией Николаевной, отец настоял, чтобы его брат, инвалид, поступал в институт. Правда, на всякий случай не в Москве, а в Загорске, в котором жили близкие родственники, не на дневное отделение, а на заочное. Но главное, Шурка получит диплом, и он откроет ему такие возможности, какие заранее и в голову не придут. Для большей надежности отец взялся в паспорте брата добавить к его фамилии всего одну буковку, чтобы украинская фамилия звучала по-русски.