Однако, я не об этом… Я о том, как это бывает в жизни маленького человека…

Была такая песня, где были слова: «Пусть хлещет дождь, окопы заливая. На всей земле сухого места нет…» Когда ты живешь в военном гарнизоне, то вся твоя жизнь крутится вокруг событий полковой жизни и Дома офицеров. Мама молода и прекрасна, а отец – офицер и наследник славы воинов, победивших фашизм, и ты живёшь и тянешься за высотой их поступков и помыслов. Отец почти не бывает дома. Наряды, дежурства в полку и, наконец, серьёзнейшая ответственность за сотню мальчишек. Он сказал мне, когда мне было семь, что матери отдали ему своих сыновей здоровыми, и он должен их вернуть здоровыми и возмужавшими за два года службы назад, матерям. Этим он дал мне понять принцип своего отношения к солдатам. Ему самому тогда было двадцать семь. И ещё… Он служил, а не прислуживал. Он был верен принципу: есть такая профессия – Родину защищать.

Западная граница нашей Родины повидала всякое. В горах и долинах Закарпатья, где тогда служил папа, осень в тот год была долгая и ненастная. Холода, ветра и дожди. Бесконечные стылые дни… Учения и манёвры, выезды на стрельбища и марш-броски оставляли ему мало времени для семьи. И подумала я, что ему будет легче, если я положу в карман его шинели крошечную куколку в одежде, которую я сшила, чтоб куклёнок не замёрз и не промок на полигоне. Карманы у шинели глубокие, а куклёночек крошечный, и завалился он в самый дальний угол кармана так, что большая мужская ладонь до этого уголка и не доберётся. А ночью прибежал посыльный и передал приказ срочно явиться в расположение полка. (Женам всегда было страшно. А вдруг это не учения?) Для нас потянулись будни ожидания. А для него – ратный труд и суровый походный быт.

Сложно представить себе, как можно провести недели осенью под проливными дождями, под ветром, без надёжного обогрева и в залитых дождём траншеях и окопах. Мотопехота – царица полей… Наверное, оголодавшие, чумазые и промокшие пехотинцы не раз пожалели о том, что служат в пехоте, а не в лётных частях, не в бронетанковых или не на подводной лодке. И вот в такой день, который, отяжелев под моросящим серым дождём клонился к холодным пустым сумеркам, сидевшие уже более суток в окопах солдаты и офицеры получили приказ о скором наступлении. О том, что они пойдут в атаку, и это случится на рассвете. Предстояла ночь в темноте, холоде и ожидании. Я не знаю, достанет ли нам воображения, чтоб представить себя в мокрой одежде осенью, на улице? Голодными и уже, мягко говоря, деморализованными из-за этих «романтических» армейских будней. А на рассвете в атаку! Вот мой папа и думал о том, какие слова найти на рассвете, чтобы в едином строю поднять замёрзших, промокших, голодных и проведших бессонную ночь девятнадцатилетних мальчишек в атаку. Ведь это – не кино.

И вот на рассвете, когда окопы ожили тихим и угрюмым движением мокрых и продрогших людей, папа, чтоб хоть немного согреть руки, засунул их в карманы поглубже. В правом кармане он кончиками пальцев нащупал что-то махонькое. Он достал это и, прикрыв полой шинели, «это» осветил фонариком. На руке лежал тёпленько одетый и тоже промокший куклёнок. Папа очень удивился, солдат, который был рядом, спросил, что там с таким изумлением рассматривает лейтенант. Папа повернулся к пареньку, и тот в призрачном свете нарождающегося утра увидел на ладони у лейтенанта куклёночка. Папа разулыбался и сказал, что это ему положила дочка, а он только сейчас нашёл. Солдат тихонько засмеялся, увидев пупсика. Смех в такую пору?! Ребята стали интересоваться, что так насмешило этих двоих? Пупсика передали дальше. И дальше, и дальше. Из рук в руки. Его рассматривали, давали шутливые имена и нарекли дочерью полка. Пупсик вернулся к папе грязненьким и захватанным. Папа сказал, что очень меня любит, а куколку убрал в карман. Настроение у солдат поменялось. Они как-то воспряли и стали не просто солдатами, они стали бойцами. Они готовы были идти в бой за маленькую куколку или маленькую девочку, за всё человечество! Больше не нужны были слова. Бойцы по команде поднялись в атаку и сокрушили условного противника. Их очень забавляло, что где-то в городе дочка ждёт папу с учений с победой, как с самой настоящей войны, и надеется, что масенький пупсик сбережёт его от пуль, от смерти. Папа вернулся с учений. В прихожей висела шинель, стояли сапоги. Я залезла в сапоги ногами и закрылась полами висящей над ними шинели. Я вдыхала запах учений, запах мужества и тяжёлого труда. Папа подошёл и, раздвинув полы шинели, показал мне мою куколку. Вынул из сапог, и мы пошли на кухню. Он, усталый и грязный, ел жареную картошку и рассказывал мне, как проходили учения, и про куколку тоже. В эти минуты я очень завидовала маленькому игрушечному резиновому человечку. Он побывал на войне, ходил в атаку и вернулся с победой! Он вместе с папой Родину защищал.