Только теперь признала в нем назначенного давеча шерифа. Критерий отбора, надо полагать, происходил тут не из соображений храбрости.

Обступившие его господа принялись, перебивая друг друга, объяснять, мол, такие-то негодяи устроили пьяный дебош буквально на соседней улице. Нехорошо, мол, это, стало быть, нужно разобраться.

– Настал ваш час, – заверяли они не без известного воодушевления.– Выйдите и покажите подлецам, что правосудие выше беззакония. И уже назавтра, вот увидите, все местные газеты станут пестреть героическими панегириками, пламенно восхваляющими ваш непоколебимый героизм!

– Даже когда б я решился сделать так, как вы настаиваете, – за завтраком, уверен, вам представится блестящая возможность прочесть разве что некролог, приуроченный в честь моих скоропостижных и – уж поверьте мне! – преждевременных похорон, – заметил блюститель порядка, собираясь смыться.

Сбежать ему не позволили, шериф проявил завидное упорство в своем желании капитулировать, не начиная битвы. В ответ обеспокоенные граждане прибегли к силе: схватили законника за руки, ноги, протащили через весь зал и выкинули через окно. Подобная своеобразная дефенестрация (прим. автора: de – в лат. извлечения, fenistra – окно, то есть вместе этот термин означает выбрасывание кого-либо через окно) никого особо не смутила. Поскольку выбросили его в дальнее окно, а упасть он должен был максимально близко от места стрельбы, это катапультирование шерифом как будто имело смысл.

Ожидала шокированных вздохов, криков, упреков, сожалений сердобольных людей или негодования. Вообще ничего! Никто и бровью не повел: со стоическим спокойствием проводив взглядом выше описанное действие, присутствующие вернулись к дальнейшему поглощению своих блюд и вкушению игристых напитков.

Возвратился к прерванному разговору и мой собеседник, не замечая немого вопроса в моих глазах, который с точностью могла передать лишь парочка непечатных слов, весьма неприличного содержания, столь часто употребляемых Блэром.

– Видите ли, Родс вне всяких сомнений имел определенное преимущество, – также холодно отнесся к погромам мой собеседник, преспокойно продолжая неторопливую повесть, – большинство старателей приходились неимущими, в то время как он, садясь на судно до Кейптауна, получил от родной тетушки что-то около двух тысяч фунтов. Удачно приложив имеющуюся сумму, Сесиль приобрел участки посолиднее, нанял больше негров и приступил к работам. Вскоре ему повезло: найденные драгоценные камни дали возможности не только окупить затраты, но и принесли существенную прибыль, на которую Родс обжился новыми участками. И снова Фортуна отметила дланью своего провидения именно англичанина. К тому времени верхние слои земли успели выработаться, проще говоря, требовалось идти глубже. От этого образовывались котлованы, быстро заполняемые водой, – дальнейшие работы требовали наличие мощных насосов, что обходилось в значительные суммы. Участки стали уходить один за другим с молотка, и Родс не упустил шанса сыскать выгоду…

Пока лилась эта плавная речь, на заднем фоне через окно наблюдала картину драпающих что есть мочи по пыльной улице «бравого» шерифа и помощников. Законники бежали, непрестанно петляя – уклонялись от пуль, посылаемых им вдогонку «дебоширами». На счастье, преступники припустились в преследование; учитывая выказываемые первыми скорость и расторопность, они как минимум успеют добежать до берегов Австралии, прежде чем будут настигнуты.

Когда стрельба стихла где-то в отдалении, вернулась к предмету беседы, тем паче мы как раз подходили к главному и самому любопытному эпизоду всей Родсовской кампании, расставляющим точки в вопросе, каким образом именно ему досталось монопольное право на добычу африканских алмазов.