–Ну что же, дорогой ты мой, Александр свет Петрович, после обыска в твоём кабаке, могу я представить начальству закрытыми аж целых три дела, – следователь, отложив в сторону перо, внимательно разглядывал то бледневшего, то красневшего целовальника. Путято, усевшись за стол напротив Виноградова, весело барабанил ладонями по столу:

–Зазвенит еврейчик Шнейдман кандалами по Владимирке, зазвенит. А следом на тележке и жена его с дочкой отправятся за Урал снег убирать. А снегу-то в Сибири ой как много, – Фёдор Никитич весело улыбался, переводя взгляд со Шнейдмана на Виноградова, – Правильно мыслишь, Нил Дмитриевич. Представляй начальству этого выкреста организатором шайки, да всё семейство вези в тюремный замок.

–Зачем же так, Фёдор Никитич? Думается мне, господин Шнейдман имеет нам что сказать. Например, откуда у него на чердаке такой склад столового серебра. Он нам расскажет всё как на духу, а я его жену с дочкой и не буду привлекать за укрывательство да недоношение. Как Александр Петрович, будешь рассказывать?

И Шнейдман заговорил. Виноградов еле успевал за ним записывать. В начале прошлого семьдесят первого года цыган Егор Плесенков привёз в Уварово незнакомого барина. Сам Егор Васильевич частый гость в кабаке, разъезжая по уездам и торгуя лошадьми, непременно заезжал пропустить рюмку-другую. Барин назвался Михаилом Кирилловичем Крыловичем, помещиком Черниговской губернии Сурожского уезда. Дела у него в имении шли, мол, не очень хорошо. В Смоленскую же губернию Крылович приехал получить наследство от умершей тётки. И предложил Шнейдману разные предметы столового серебра. По сходной надо сказать, цене. Весь прошлый год оный барин наезжал в Уваровский питейный дом, иногда по нескольку раз в месяц. В конце лета его начал привозить молодой крестьянин Егор Михайлов, живущий в Лоскино. На вопрос Виноградова, где такое, Путято ответил, что маленькая, в три двора деревушка по дороге из Хохлово в Пожарское. Егор женат на цыганке. Крылович называл его своим кучером. Промеж себя мужики называли этого барина, Крыловича, Сибиряк. Последний раз появлялись они ещё до Рождества, и предлагал Шнейдману Крылович купить два больших фермуара с красными да зелёными камнями. Да он, Шнейдман, отказался, так как в камнях ничего не понимает. Тут охотничью стойку принял краснинский полицейский надзиратель. Золотые фермуары, один с рубинами, другой с изумрудами, были похищены при ограблении сельца Михайловки у госпожи Вольской.

– Как думаешь, Александр Петрович, а где обретается тот барин?

–Одно время точно в Бублеевщине жил, а сейчас, похоже, в Лоскино, у Егора Михайлова.

–Что ж, господин Шнейдман, помощь следствию это большой, – Виноградов с хрустом потянулся, – однако есть для вас возможность проходить по данному делу не в качестве члена шайки и скупщика краденого, а вовсе как свидетель, открывший нас схрон грабителей.

–Что я должен делать? – в карих глазах выкреста загорелась искра надежды.

–Ипполит Дмитриевич, тот кучер, что вас с рассыльными сюда вёз человек надёжный?

–Вполне, он племянник унтер-офицера Михеева из уездной воинской команды.

– Пошлите за ним, будьте любезны, – следователь вновь повернулся к целовальнику, – сейчас же, с нашим человеком вы, Шнейдман, поедете в Лоскино. Время обеденное, как раз к ночи вернётесь. Если в Лоскино проживает Крылович, что было бы идеально, вы ему объясняете, что в вашем кабаке сидит ваш старый знакомый. Богатый жид из Мстиславля, пусть будет, золотых дел мастер, который очень заинтересовался теми украшениями, что оный барин вам предлагал. Хорошо бы, чтобы Сибиряк поехал с вами, но даже если он получит эту информацию, будет неплохо. Разбойник должен заинтересоваться если не сбытом драгоценностей, то хотя бы богатым евреем.