– Да как же я замуж-то сейчас пойду, тетушка? Ведь…

– Соглашайся, дочка, – так будет лучше для всех, не то тебя дядя заставит.

Тетушка Шона подошла к столу, взяла портрет мастера и, вручив его Паулине, стала за ней наблюдать.

Вот только никакого жениха она там не увидела: на нее глядела самая настоящая угроза.

Ей придется его полюбить. По меньшей мере, попытаться. Ей придется перестать думать о Санти так, как прежде, ведь в ее сознании, где воспоминания о нем заполоняли собой все пространство, он как будто бы и не умирал. А к такому она была не готова.

Перевернув портрет, она попыталась прочесть оставленную на обратной стороне надпись – и обратилась за помощью к брату.

Днем, когда в воздухе пахло жасмином и отовсюду раздавалось жужжание пчел, на пороге дома доктора Альтамиры появилась Паулина. Она едва умела читать, и дон Гало попросил Мар позаниматься с ней, чтобы она могла вести с будущим супругом переписку. Уже всему миру было известно, что дочь доктора отказалась выходить замуж за почтенного мастера сахароварения и что Паулина стала для отца Гало последней надеждой. Той до подобных россказней не было ни малейшего дела – о своей ничтожности и безграмотности она знала и без того. Ее тревожил вопрос куда более насущный, и связан он был с ужасающим неотвратимым будущим – вынужденностью связать свою жизнь с совершенным незнакомцем. И здесь помочь ей не мог никто.

Выглянув с балкона спальни, Мар увидела Паулину на дороге вместе с собакой. На фоне голубого весеннего неба девушка казалась черным продолговатым пятном, столь же не существующим для людей, как и ее покойный муж.

Сопровождаемая Баси Паулина, подойдя к Мар, застыдилась своего черного заношенного платья. На Мар была надета голубая атласная юбка и безукоризненно белая блуза с тонким кружевом на воротнике и манжетах. Правда, ей, уж конечно, не приходилось ни убирать в хлевах, ни доить на заре коров. Такая же высокая, как отец, она была стройна и грациозна, с изящными руками и длинными пальцами. От отца она ко всему прочему унаследовала русые волосы и светлые глаза. Красавицей назвать ее было нельзя, однако имелось в ней нечто такое, что, хотя и неуловимое для глаз, витало в воздухе, чаруя и маня.

Когда Мар пригласила ее присесть на стул, стоявший напротив стола из каштанового дерева, Паулина невольно стряхнула юбку, боясь запачкать мягкий синий бархат. Мар устроилась рядом, чувствуя исходивший от Паулины стойкий запах сельского быта. Однако она не показала и толики смущения, не сделав при этом ни единого замечания.

Вначале учеба давалась Паулине непросто, но благодаря свойственным ей прилежанию и усердию уже через месяц она достигла заметных улучшений. Тогда-то, в конце мая, Мар наконец решилась задать столь волновавший ее вопрос:

– Ты уверена, что хочешь связать с этим человеком свою жизнь?

Паулине вспомнились тетушкины слова: «Ты – наше спасение, которым мы в свое время стали для тебя. Нечему здесь печалиться, ведь ты поступаешь по-божески. Нет большей благодетели, чем помощь ближнему твоему».

– Дядя Томас и тетушка Шона правы, – пожала плечами Паулина. – Я не могу жить с ними всю жизнь – у них своих хлопот с детьми довольно. Здесь мужей на всех не хватит. Да и вдовы замуж уже не выходят. К тому же мне всегда хотелось увидеть край, где не стало Сантьяго. Он говорил, что прекраснее на земле места не найти. – Опустив руку в карман юбки, она извлекла оттуда изрядно потрепанный конверт. – Больше у меня от него ничего не осталось. Он только и смог, что написать мне это письмо. В тот день, как принесли почту, мне читал его мой брат Хулиан. Ему тогда было всего десять, и он, бедняга, весь иззапинался. – Она смолкла, словно колеблясь. Затем, с опущенной головой, снова взглянула на Мар. – Могу я обратиться к вам с одной просьбой? Зачитать мне это письмо? С тех пор мне его больше не читали, а самой мне дается с трудом.