– Княже, надо бы раненым помочь. – Воевода указал на корчившихся на земле людей.

– Что? А, да, помогите, – отмахнулся Василий. – Но какая все-таки сила, а?

Князь наклонился, поднял с земли какой-то небольшой предмет. Покрутил его в пальцах, осматривая, а потом быстро спрятал в кошель, висящий на поясном ремне. Никто не обратил на это внимания, кроме послушника Родиона, бросившего быстрый взгляд на Василия. Поняв, что именно сделал князь, послушник настороженно прищурился. Но потом он посмотрел на лежащего на земле Арсентия и коротко махнул головой, словно отгоняя какую-то мысль.

– Валдай! Валдай! – Миланья махала мужу рукой из окна. – Иди резвее, он очнулся.

Десятник, услышав слова жены, сразу же откинул в сторону полено, которое собирался расколоть, воткнул в колоду топор и широким шагом направился в дом. Арсентий, бледный, как луна, лежал на широкой лавке в горнице. Шея послушника была плотно замотана застиранной тканью, на десятника он смотрел мутным взглядом. Валдай подошел и присел рядом, не зная, что и сказать, но тот, постанывая, чуть приподнялся.

– Пить дайте, – голос Арсентия звучал еще глуше, чем обычно.

– Ой, сейчас, конечно! – Миланья наполнила кружку водой, поднесла, а Валдай помог послушнику сесть.

Он поначалу побоялся, что Арсентий не сможет удержать кружку, но тот взял ее тверже, чем можно было бы ожидать.

– Ну как ты? Как себя чувствуешь? – спросил десятник, когда Арсентий, напившись, лег обратно.

– Совсем не чувствую. Давно я валяюсь? – Говорить послушнику было тяжело, но он, судя по всему, не хотел этого показывать окружающим.

– Вторую седмицу уже. Мы сперва боялись, что ты вообще отбегался. Но ты крепкий.

– Не такое бывало. Что с Лихом?

– Сгинуло. Я было понадеялся, что ты убил его. Но Родион сказал, что только прогнал.

– Правду сказал. Оно бессмертное. – Арсентий посмотрел по сторонам. – А Родион? Где он?

– Отъехал ненадолго. До вчерашнего дня не отходил от тебя, но тут крестьяне пришли из деревни неподалеку, бают – ведьма у них завелась. Попросили избавиться от нее. Он сперва отказывался, но мы, – Валдай показал на жену, – уговорили, что присмотрим за тобой, пока он в отъезде. Он сказал, что скоро вернется, ему надо что-то с тобой обсудить. Это очень важно и касается напрямую и князя нашего, и Лиха изгнанного.

– Князя и Лиха? А точнее можешь его слова вспомнить?

– Так он ничего больше не сказал. – Десятник потер бороду. – А, нет, вру. Добавил еще, что в одиночку не стоит и пробовать соваться.

– Куда соваться? – насторожился послушник.

– Этого вот не знаю. Вернется, у него и спросишь.

Арсентий молча закрыл глаза.

– А ты, послушник, правда страху не ведаешь. Перед такой тварью стоять… Это, знаешь, надо сердце из стали иметь, – задумчиво произнес Валдай, не зная, слышит ли тот его. Но легкая улыбка, скользнувшая по губам Арсентия, показала, что слышит.

– Шутишь, десятник? – прохрипел послушник, приоткрыв глаз. – Я тогда думал, что помру от страху. Только ей это показывать нельзя было.

– Стал быть, не такой ты бесстрашный, как казаться хочешь?

– Стал быть, не такой, – ухмыльнулся Арсентий.

– Шрам на шее останется, – добавил Валдай после паузы.

– Не первый, чай, и не последний. – Послушник вновь закрыл глаза.

Валдай посидел рядом с ним еще немного – до тех пор, пока не услышал ровное дыхание Арсентия. Потом тихонько встал, приложил к губам палец, показывая жене, чтобы не шумела, и вышел на двор.

А Миланья, оставшаяся сидеть рядом с раненым с шитьем в руках, слушала, как послушник тихонько постанывает во сне. Она думала, что это от боли, которую приносят ему раны. Откуда ей было знать, что сейчас ему снится сон, который Арсентий видел сотни раз до этого – его жена и сын в объятом пламенем тереме. А он опять спешит их спасти. И в который раз не успевает.