Эльга подтянула сак.

– Да, мастер Мару.

В этот вечер ей показалось, что она видит цвета и настроение листьев кончиками пальцев. Какие-то пугливо жались к матерчатым бокам, будто мальки в пруду, а какие-то смело кололи зубчиками ладонь. А еще казалось – часть листьев, шурша, стайкой следует за движениями пальцев, будто приклеенная.

Дивий Камень окружала низкая каменная стена, поверху которой стояли несколько стражников. Чего они охраняли в спокойном Краю, одни боги знали.

Мастера Мару ждал здесь большой заказ.

Извилистой мощеной улицей они поднялись почти на самую вершину холма и за пол-эрина устроились в двух комнатах гостиницы, стоящей напротив дома городского энгавра. При гостинице имелся небольшой дворик с двумя чахлыми яблонями и липой, который Унисса и получила в свое полное распоряжение.

Мастер Мару поднимала Эльгу ранним утром, они завтракали в общем зале, потом около часа Унисса экзаменовала ученицу по живым-мертвым листьям, сочетаниям в букетах и показывала на примерах, что выходит по ее ответам, а что должно выходить на самом деле.

После они расходились по комнатам, и Эльга занималась с холстом.

Задание было простое и невыполнимое. Ужасное. Необходимо было, чтобы листья, брошенные россыпью, сами, узором, удержались на холсте. Но у Эльги они отскакивали, ломались, скользили мимо или – в лучшем случае – ложились на полотне бесполезным ворохом. Так еще мелкая речная серебрянка лежит на лотках. Навалом.

И воняет.

Эльга уж и говорила с листьями, и пыталась ими командовать, даже пела им песенки, но все было бесполезно. Листья не слушались.

Мастера Мару слушались, а ее – нет.

Как тут не заплачешь? Как тут не выйдешь к мастеру с мокрым лицом и расчесанной печатью на тыльной стороне ладони?

А в ответ – ни слова, лишь хмыканье. Что дурочке отвечать? Пусть сама соображает, сначала – за обедом, а потом – во дворике.

От полудня до глубокого вечера мастер Мару принимала жителей Дивьего Камня.

Эльга все это время, почти не отлучаясь, сидела при ней и смотрела, как листья превращаются в букеты, как проступают глаза и улыбки, щеточки мужских усов из чертеца и женские шеи из капусты. Сак Униссы казался неистощимым. Работала она споро и весело. Человек только заговаривал о том, что хотел бы видеть, а руки мастера уже разворачивали на холсте листвяную битву, смертью порхал ноготь, и из хаоса и шелеста неожиданно возникал ответ на его желание.

Просили об удаче, о любви, о достатке. Просили о памяти и беспамятстве. Просили о детях. Просили о выздоровлении и мужской силе.

Унисса щурилась на просителя и всегда предупреждала, сколько времени будет действовать ее мастерство. День. Два. Неделю. Несколько часов.

Хотите подольше, сбрызгивайте вином.

Не по-весеннему жаркое солнце, пробиваясь сквозь яблоневую крону, рассыпало перед Эльгой золотые монетки. Букеты сменяли букеты, люди появлялись, кланялись, пропадали. Сминаемые в саке листья, кажется, жаловались на полное непонимание.

Так длилось три дня, а утром четвертого Унисса спросила Эльгу:

– Как твои успехи?

– Я – дурочка, мастер Мару, – вздохнула Эльга.

Унисса рассмеялась.

– Не получается? Значит, скоро получится.

– Они не слушаются! – пожаловалась Эльга. – Летят куда-то сами по себе. Я им шепчу, шепчу…

– Ничего не делается быстро. – Унисса потрепала девочку по макушке и вдруг спросила серьезно: – Как полагаешь, мы готовы?

– К чему? – выдохнула Эльга.

– К большому заказу. Ты же не думаешь, что мы явились в Дивий Камень складывать простые букеты?

– А будет непростой?

– Думаю, не на одну неделю работы. И тебе придется мне помогать.

Эльга вздрогнула.