Сами художники не так часто жаловались на то, что они или их модели становятся жертвами губительного ментального воздействия зрительской аудитории. Известный портрет Лопухиной кисти Левицкого помнили много веков как классику русской живописи, забывая о том, что она мало прожила после написания портрета. М. Мусоргский умер почти тотчас же после окончания работы живописца, но этому не придавали значения из-за его подорванного пьянством здоровья. Хотя когда подсчитали, сколько моделей Репина не прожили после написания портрета так же долго, как и в других группах населения, оказалось, что их слишком много. Немного прожила знаменитая Форнарина Рафаэля, с которой только он писал религиозные полотна, но другой художник решился написать ее личные портрет ради того, чтобы оставить в искусстве память о ней, как о человеке.

Многое было связано с тем, что эмпатия от созерцания портрета почти всегда воздействует на модель. «Портрет Дориана Грея» был одной из попыток литераторов доказать существующую связь хотя бы форме сказки. Шагреневая кожа по мнению писателей давала возможность совершать злые поступки так долго, что человек получает возможность избегать воспитательной кары неба и становится чудовищем, которое изгоняется из мира людей. Восток запрещал портреты, считая их дорогой к сглазу и колдовскому уничтожению человека, но и в те времена с обычными грязными домогательствами по собственной воле скорее остановился бы европеец. Священники знали глупость, признаваемую святой, своих мужчин, от них же защищали племя психологическими запретами.

Сем страшнее болезнь, тем больше хочется создать лекарство. Именно поэтому все больше медиков искали хотя бы очевидные решения проблемы. Сначала казалось, что «портреты-убийцы» возникали из-за того, что в христианских религиозных центрах со множеством верующих эмпатическое поле живописного произведения возникало у икон, на которых персонажи были похожи на реальных людей. Церковь приучала верующих к особо чуткому отношению к верующим, предпочитала почти портретное изображения святых для усиления желания быть идеальным в присутствии порядочного живого человека. Поле действовало, портреты становились необходимыми для ведущих военных страны, а ими всегда было высшее дворянство. В тех христианских конфессиях, где было меньше талантливых живописцев, работа которых приобретала поле экстрасенсов от официальной церкви, система воздействия на мозг была иной. Привычка к условным изображениям святых, к которым нужно относиться с особым пиететом, развивала более умение жить сообществом людей, разных по национальности и культуре.

Ментальный контроль от самых гуманных технических специалистов становился не только творением одиночек, как в искусстве, системы создавались и проверялись сотнями и тысячами людей на логичность и удобство и использовании. Военные системы, которые были первым опытом работы почти всех, дающих технические решения, давали опыт создания бесконечного числа вопросов и придирок к модели. Чем больше тестов она выдерживала, тем больше новых вопросов создавали для того, чтобы усовершенствовать модель. Все идеи пробовали для того, чтобы создавать подобие компьютера для игры в шахматы там, где фирурами когда-нибудь станут все люди планеты, ах одами – все воможные варианты их реакции и действия. Нежная и возвышенная пассивность князя Мышкина, священника у Бернаноса или Тург Тамора из литературы 12-22 века влияли на мир вокруг себя надежностью. Она проявлялась в предсказуемом желании ничего не менять вокруг себя в отношении самого источника духовной культуры.