Я всё больше и больше склонялся к этой мысли и однажды решил, что завтра с утра поеду в деревню и скажу жителям, что продаю всё герцогу. А потом, как вернусь в замок, скажу об этом всем остальным.

Утром я оделся в одежду, перешитую мне Мартой из старого платья барона, и пошёл в деревню.

Подходя к ней, я увидел страшную картину: двое солдат тащили молодую – чуть старше меня – девушку за ворота деревни, а третий вытаскивал копьё из тела деревенского парня, который бросился её защищать.

Я стоял и слушал крики девушки, сначала не понимая, что всё увиденное мной – это не сон, а действительность. Возникшее было желание сбежать, как будто ничего не произошло, исчезло, как только я увидел, что меня заметили из деревни. Несколько глаз неотрывно смотрели за тем, что я буду делать. Я понял, что если сейчас отступлю, то никогда больше не смогу уважать себя.

Приняв решение, я пошёл наперерез солдатам, которые уже перегнули девушку через забор и закинули ей подол на голову. Девушка уже не кричала, а тяжело всхлипывала, один из солдат снял штаны.

– Так не пойдёт, ребята, – сказал я, через силу уняв дрожь в коленках и сделав невозмутимое лицо.

Солдаты недоумённо оглянулись на меня, видимо не понимая, чего от них хочет этот молокосос в пышных одеждах.

– Тебе чего, сопляк? – произнёс тот из них, что был без штанов.

– Ну, во‑первых, не сопляк, а владелец этой деревни и замка, барон Максимильян, а во‑вторых, как я уже сказал, так не пойдёт, – сообщил я, цедя слова и смотря на них так же, как смотрела моя мама на раздавленного таракана.

Мой тон и взгляд смутили их, они поняли, что перед ними дворянин. Не отпуская девушку, они повернулись ко мне.

– А что не так? – спросил один из солдат.

– Очень просто, – ответил я, полностью успокоившись, всё‑таки веками вбиваемое плетьми почтение к дворянам давало мне преимущество. – Вот, например, это копьё чьё? – спросил я, показывая на окровавленное копьё того, кто заколол парня.

– Моё, – не понимая, к чему я клоню, ответил солдат.

– А что будет, если я прикажу своему слуге сломать его и он не заплатит тебе за него деньги? – спросил я солдата.

Солдаты нервно оглянулись по сторонам: одно дело – убивать деревенских увальней, а другое – попасть в руки слугам этого странного сопляка.

– Ну мне придётся оплатить стоимость копья своему господину, за свои деньги купить новое, да и плетей добавят за это, – запинаясь, ответил копьеносец.

Я внутренне засмеялся, они заглотнули наживку. Внешне же я остался невозмутим и, сделав недоумённое лицо, спросил:

– Тогда я по‑прежнему не понимаю. Вы приходите на мою землю, хватаете моё добро, – я показал пальцем сначала на убитого парня, а потом на притихшую девушку, которая вслушивалась в наш разговор, – портите его, не платите денег и ещё оскорбляете при этом меня, потомственного дворянина?

Услышав разговор об испорченной вещи, наёмники вылупились на меня – теперь разговор об возмещении убытков до них дошёл. Всё было справедливо: испортил чужой товар или вещь – плати. До них также дошло, что эти деревенские люди для меня не более чем вещи. Их начало немного потряхивать, дело могло обернуться весьма плачевно: никто не будет защищать людей, портящих чужое имущество, да ещё и эти мои намёки на слуг, которые могли появиться неизвестно откуда.

– М‑мы н‑не з‑знали, господин, – заблеял один из них, положив конец их общему ступору. – Простите, мы не знали, что они ваши люди. Нам просто разрешили развлекаться в этой деревне.

Я внутренне вздрогнул.

– Интересно, кто отдал такой глупый приказ? Наверное, какой‑то ваш недруг, решивший вас подставить?