«Конечно, народ лишился халявы, – хмыкнул я, выслушав речь старосты, – мамуля задарма старалась для людей, так была хорошая, и паладинов никто не стремился вызывать, а как их стали лечить за деньги, так тут же все кричат – ведьма! Сволочи неблагодарные».

Один из паладинов всё старательно записывал, граф лишь задавал вопросы и вызывал нового человека.

– Может, её покормить? – когда они сделали перерыв, спросил я у старшего паладина. – Девушка в холодном подполе без еды сидит.

Он удивлённо пожал плечами и нехотя приказал одному из своих товарищей:

– Дрейк, посторожи, чтобы ведьма не сбежала, пока виконт будет её кормить.

Тот кивнул и присоединился ко мне. Видимо, в их планы не входила кормёжка пленницы, так что мне пришлось доставать свои запасы и, открыв подпол, спускаться вниз.

Там было темно, пришлось попросить спустить мне лампадку и поставить её на полке, рядом с лежавшей на тряпье девушкой.

– Милорд, развяжите меня, прошу вас, – слабо произнесла она, когда я опустился рядом. – Я вижу, вы не такой жестокий, как прочие, пожалуйста, у меня затекли руки и ноги.

«Не очень хорошая идея, – подумал я. – Граф, если разозлится на моё самоуправство, так вообще не даст разрешения навещать бедняжку».

– Пожалуй, покормлю тебя сам, – принял я решение и, усадив девушку, стал разламывать хлеб, чистить яйца и кормить её.

Вскоре оказалось, что это не лучший выход: когда она прикасалась своими пухлыми и чуть влажными губами к моим пальцам, у меня мурашки начинали бродить по телу строевым шагом, к горлу подкатывала истома, и трудно было сосредоточиться на процессе кормления. Если бы я не был женат, то не устоял бы перед её заигрыванием, а сейчас я лишь собрал в кулак силу воли и скормил всё, что у меня было с собой. Девушка была заметно разочарована отсутствием моей реакции, стала пытаться меня разговорить, узнать, откуда, кто я, чем занимаюсь, при этом всё время смотрела прямо на меня, и я просто тонул в её взгляде, таких зелёных и проникновенных глаз, я ещё никогда не встречал.

– Мне пора. – Я закончил с едой и поднялся на ноги, чтобы забрать лампадку.

– Милорд, оставьте хотя бы свет, – она умоляюще взглянула на меня, – такая малость для вас, а я так сильно боюсь темноты.

Против такого я не смог устоять и, кивнув, стал подниматься, запирая за собой люк подпола. Выйдя на улицу, я подметил, как много людей уже успели опросить, – стопка бумаги всё пухла и пухла на столе у графа. Поскольку мне никто ничего не запрещал, я подошёл поближе и полюбопытствовал, что там написано. Некая Гули из семьи Нар обвиняла Велесу, что колдовством и приворотом увела у неё парня, с которым порочно сожительствовала, а потом бросила его, тот, не выдержав расставания, пошёл и утопился.

«Бабы! – Я пожал плечами, вспомнив с содроганием, как меня касались губы девушки. – Да тут любой за ней пойдёт, только она рукой поманит. Пожалуй, только паладины смогут устоять против такой красоты».

…Весь день я маялся от безделья, пока паладины были заняты, поэтому пару раз навещал пленную, кормил её, разговаривал, и с каждым разом в сердце разгоралась злость на то, что на неё наговаривает вся деревня только из‑за того, что она родилась красивой, да к тому же отказывалась лечить бесплатно. Не спорю, прикосновения Велесы хоть и были мимолётны, но такие, что я вздрагивал и отодвигался, вызывая её недоумение. Вечером, когда я принёс ужин, она даже попыталась поцеловать меня, я увернулся, так что девушка упала мне на грудь, и я ощутил, что в меня упёрлись два упругих холмика с острыми сосками. Я сразу пожалел, что снял броню, прежде чем спуститься к ней, и постарался быстро усадить её обратно, отодвинув от себя. Девушка излучала похоть и соблазн, даже просто находиться с нею рядом мне становилось тяжело.