– В каком‑то смысле да, – хмыкнул я без ложной скромности, ведь все то, что построено и есть там сейчас, произошло с моей подачи.

Наш разговор прервался, поскольку появились три хмурых кобольда, несущих четвертого, на котором живого места не было от вздувшихся волдырей.

– Что произошло? – удивился я, впервые увидев такие странные болячки у местных.

Грых достал из своего пояса маленькую бутылочку и, нагнувшись к лежащему без сознания кобольду, влил ему в рот немножко черной жидкости, в запахе которой я опознал каменную смолу.

– Мы пробились наверх, – пока жрец занимался раненым, ко мне подошел один из тех, что принес его, и упал на колени, – Норх первым шагнул вперед, но ослеп и получил вот такие волдыри, никто из проходчиков не хочет повторить его судьбу, все ждут вас, Великий.

«Что там произошло? – удивился я и взволнованно ускорил шаг. – Что могло так на него повлиять? Они к магме подходят вплотную! Откуда такие ожоги?»

До проходчиков идти пришлось долго, настолько, что я стал понимать, какую работу проделало селение кобольдов, чтобы проложить этот неровный, ветвящийся, узкий и тесный туннель.

Свет солнца я узнал сразу, когда выкарабкался из туннеля в небольшую пещеру, которая где‑то впереди имела выход на поверхность. Узкими тонкими лучами он пробивался в дальнем проходе, а в темноте пещеры рядом со мной кучковалась толпа усталых и чумазых кобольдов, с моими кирками на плечах.

– Где Норх получил ожоги? – поинтересовался я у них, преодолевая огромное желание броситься вперед.

– Вон там, Великий, – один из кобольдов, заляпанный землей и глиной, показал мне туда, где был проход.

Под их испуганными взглядами я забрал ломик у Грыха и, приказав ему не следовать за мной, пошел вперед. Лучи солнца, ударившие мне по глазам, привыкшим к сумраку пещер и вечному зеленому люминесцентному свету, были подобны прожектору, который внезапно направили в лицо. Ойкнув, я зажмурился и сделал пару шагов назад.

– Да, Великий, именно на этом месте, – подсказали мне сзади испуганные голоса.

«Похоже, солнце губительно действует на их глаза, привыкшие к сумраку, а также кожу, никогда не видевшую солнца и не попадавшую под воздействие ультрафиолета», – подумал я, пока стоял, приучая глаза к солнечному свету.

«Накрылись мои желания устроить лесозаготовки. – Я осторожно приоткрывал глаза и делал шаг вперед, потом назад, чтобы не слепнуть даже не от слишком ярких лучей, которые пробивались через щели вверху пещеры. – Кобольдам, пожалуй, заказан путь наверх, а один я не собираюсь этим заниматься, и так почти месяц горбатился в кузне».

Наконец глаза привыкли к свету, и я прошел вперед, наслаждаясь теплом. Повернувшись назад, я увидел, что кобольды, узревшие меня в лучах губительного для них света, упали на пол и стали молиться. Горловое пение привычно пронзило меня, заставляя клетки всего тела вибрировать. Ради проверки одной своей теории, я достал кусочек сырого гриба и съел его, ожидая прихода чувства опознания. Когда оно появилось, я из исследовательского любопытства прикоснулся рукой к стене пещеры и с удовлетворением ощутил, как подо мной, метрах в пятидесяти, отозвалась медная жила с большой примесью серы, а также чуть правее и ниже ощущались залежи железа, по содержанию в них кислорода похожие на красный железняк.

«Угу, – довольно пробормотал я, радуясь, что мысль подтвердилась и моя способность работает и таким образом, – потом проведу исследования, насколько и как далеко я чувствую руду, а также сколько молящихся кобольдов нужно, чтобы увеличить радиус ее нахождения. Ладно, это все потом, сейчас главное – выйти и понять, где я, а также как найти мой. Ради этого кобольдов придется оставить на время одних».