– А эта таблетка значительно снижает реакцию, затормаживает, за рулем тяжело. Вы работаете?
– Да.
– Вам нужно быстро реагировать на работе?
– Да.
– Кем вы работаете?
– Концертмейстер балета.
Тут надо сразу пояснить: «балет» по-английски произносится «бэлэй». «Бэлэй пианист». А есть другое слово – «бэлэй» – живот, «бэлей дэнс» – танец живота, очень популярное развлечение мужчин в вечерних заведениях, часто эти же танцовщицы работают стриптизершами. Разницу в ударениях я знала, но танец живота настолько не из моей жизни, плюс температура, что я даже не дернулась на смену ударения (в конце концов, он носитель языка, ему виднее), и с этого момента диалог у нас пошел в разных плоскостях – доктор рванул в стриптиз, а я осталась у рояля…
Я этого и не заметила – подруга потом сказала. И когда он вопрошал «стрип-дэнс?», эта приставка была столь короткой, как скрип, и голос он понизил до невозможности (а чего орать-то?), что я не обратила на нее внимания.
Итак, возвращаемся:
– Кем вы работаете?
– Бэлэй пианист.
– Бэлей? – Брови взлетают и замирают наверху.
– Да.
Делает большой шаг назад:
– Бэ-лэй?!
– Да.
– Бэлей? Дэне?! Вы – танцовщица?!
– Не совсем: бэлэй, но не дэнс. Я из этой области, но не танцую – играю.
Осторожным шепотом:
– ХХХ-дэнс?
Вижу одно: где-то буксует, но в чем проблема – неясно. Голова у меня разламывается, хочется уже лечь, и какая ему-то разница, что я делаю? Что, таблетка эта по-разному действует на пианистов и танцоров? Чтобы отвязаться и сократить разговор отвечаю:
– Да, что-то в этом роде.
С интересом:
– Это у вас хобби?
Мрачно, но с достоинством:
– Нет, я профессионал.
– А-а… – произносит он как-то неадекватно. – Ну тогда все равно… Вам же не нужна скорость реакции на работе?
– Как это не нужна, – обижаюсь я, – очень даже нужна, я же не для себя играю, а все время слежу за аудиторией. Если бы я была сама по себе, тогда да, а так – нет. Если я не буду держать темп или засну, что остальным-то делать?
Ненадолго зависает.
– А вы каждый день работаете?
– Да.
– Утром или вечером?!
– Весь день.
– Но не с утра же до вечера?!
– Утром немного, потом вечером немного, по-разному.
– А что, и утром, и вечером тот же вид работы?
Начинаю сердиться: ну вот какая разница? Я вообще-то утром – в колледже, вечером – в школе, но это вряд ли его может интересовать? Хочется огрызнуться, но американцы обычно идут по трафарету: вот надо ему лично найти лучшее место для принятия таблетки и посоветовать пациенту, и тут хоть умри, сопротивление бесполезно, с колеи не сойдет. Поэтому приходится терпеливо объясняться:
– Нет, работа немного разная, но по сути одно и то же, – поднимаю на него опухший глаз – нет, определенно я произвожу на него какое-то феерическое впечатление, и для закрепления успеха добавляю: – И еще я езжу по домам частным образом. (Это, конечно же, о частных учениках, он же сам сказал – водить опасно, вот я и рапортую ему о своих разъездах.)
– Ну тогда… ну тогда… Вам нужно принимать эту таблетку на ночь, но не на ночь поздно вечером, а совсем на ночь. В смысле когда совсем на ночь, спать идете когда, уже точно спать – совсем.
Та-ак… Смотрю на него долгим взглядом психиатра. Зря я все-таки без рекомендации к доктору пошла. Надо было разузнать о нем что-нибудь… Пойду, у подруги поспрашиваю. Хотя и он тоже прав – сама не знаю, когда спать пойду: вроде иду уже, а зацеплюсь за компьютер, так и просижу пару часов, потом пойду, увижу шитье, пошью маленько, потом дальше иду.
– Я поняла, доктор. Я поставлю пузырек рядом с подушкой, спасибо большое.
Он обрадовался, отдал мне, наконец, рецепт, я откланялась. У двери ждала подруга, и мы пошли к регистратуре заполнять бумаги, но доктор не отправился восвояси, а прочно засеменил за нами, так что рассказать ей я ничего не смогла.