А второй – «Черт! Черт! Как меня угораздило?!»

Безо всяких сомнений, я каким-то образом угодила в чужой домен. Нарушив тем самым сразу три запрета: а) не проникать в чужие домены без ведома и позволения хозяина; б) не творить вне училища, и в) не заниматься демиургией без санкции Антонины.

Тонкие жалобные крики неслись теперь со всех сторон сразу. Может, это призраки?

Несколько минут я растерянно топталась у края пропасти, не зная, что делать. Если это действительно чужой домен, то надо немедленно уносить отсюда ноги, пока меня не поймала с поличным Антонина или местный демиург. Но я просто не имею права уйти, пока не найду того, кто зовет на помощь. Мне не было страшно – видала я места и похуже, – но крики…

Откуда-то снизу на излете пришла волна глухого грохота, напоминающего звук взрыва. Он был таким слабым и отдаленным, что я бы не обратила на него внимания… если бы у меня под ногами не дрогнула земля. Я замерла, насторожилась – и мое новое супер-ухо сработало «на пять».

Пространство затопил стремительно нарастающий шелест, взвыл ветер, и вокруг меня грянул многоголосый вопль. Предсмертный, – каким-то шестым чувством поняла я, – и ноги сами рванулись в обратном направлении, в сторону от котлована. В тот же миг земля качнулась и поехала у меня под ногами – в сторону провала. Там, где я только что стояла, зазмеилась трещина. Огромный пласт земли, вместе с растущими на нем березами, оторвался от края и медленно обрушился в темноту. Еще мгновение – и я бы провалилась с ним вместе. Над краем пропасти поднялось облако пыли, крики постепенно затихли, и вскоре их сменил едва слышный горестный плач.

У меня закружилась голова. Тяжело дыша, я села на корточки, прислонившись спиной к ближайшей березе. Я слышала, как она тихонько плачет, оплакивая своих погибших родственниц. В супер-ухе, кажется, застряли последние чаячьи крики гибнущих берез – я чувствовала, теперь они будут мне сниться.

В голове не укладывалось, что чудом избежала гибели.

«Надо валить отсюда», – подумала я, но коленки были как кисель. И тут снова дрогнула земля. Я вскочила на ноги и кинулась в березовую рощу. Где выход?! Где тропинка, по которой я сюда пришла? Ну почему я никогда об этом не думаю! Ага – эти две березы, кажется, мне знакомы… Я сделала несколько пьяных шагов, и в этот миг чудо-ухо подло отказало… и весь мир исчез.

Очнулась я от сладковатого металлического вкуса – если, конечно, бывает сладкий металл. Кто-то изо всех сил совал мне в рот таблетку валидола.

– Уберите, – промямлила я, вяло сопротивляясь. – Не поможет…

И снова отключилась.

В следующий раз меня вернул к жизни липкий холодный ручеек, стекавший мне за шиворот. Вскоре вернулся слух, и я узнала озабоченный голос Люды. Пепси-колой поят, дуры! Я открыла глаза, приподняла голову, открыла рот, чтобы сказать им – «Не надо!», – и мне в рот сунули сдобную булочку.

– У нее голодный обморок! – убежденно говорила кому-то Люда.

Я обнаружила, что лежу на краю экзаменационной полянки, под голову мне подсунут мой собственный рюкзак, рядом хлопочет Люда и неприкаянно топчется Галушкина, а чуть подальше стоит хмурая Антонина и смолит, как паровоз. Собравшись с силами, я выплюнула булочку и почти внятно сказала:

– Все… в порядке.

На том зачет, в общем-то, и закончился. Когда я окончательно пришла в себя, Антонина отпустила девочек по домам, а мне велела проехаться с ней до училища – проконтролировать, чтобы я снова не свалилась где-нибудь в метро.

– Что там у тебя случилось-то? – спросила она вполголоса, когда мы заходили в ворота училища.