– А зачем Коровьев и кот оторвали голову конферансье? Я не поняла, сам скажи. В нем тоже есть смысл?

– Хорошо, начнем с самого начала. Воланду подают кресло – заметь, не стул, а кресло. Это трон. И он пронзительными холодными глазами изучает свой народ. Все молчат, охваченные волнением. И первая его фраза гласит: это всё тот же народ (что был до революции, до переворота), и лишь квартирный вопрос испортил их. Воланд прав, коммунисты отобрали квартиры у состоятельных людей и стали раздавать тем, кто готов служить партии. Кто против, те окажутся на улице, без крыши над головой. Раздача квартир, как самый сильный способ принуждения, изменила сознание людей. И ради этого интеллигенция готова на подлость. Например, наши литераторы состязаются между собой в написании лживых романчиков о подвигах коммунистов, восхваляя новую власть и ругая прежний строй. Также тем, кто вступил в партию, раздаются должности, да и просто рабочие места на фабрике. Квартирный вопрос растоптал души людей, сделал нас угодниками, словом, низкими людьми.

– Эта игра коммунистов мне ясна. Я спросила тебя о конферансье, зачем ему голову оторвали?

– Он поплатился, потому что невольно сказал правду о Воланде, что его фокусы – это не более чем гипноз народа. Сталин такое не прощает, как и любую критику.

– Тихо говори, – зашептала жена, приложив палец ко рту, – ты же знаешь, что у нас тонкие перегородки стен, и соседи могут услышать.

Увлеченный Михаил понизил голос:

– Вот за это и поплатился конферансье. И заметь, идею оторвать ему голову исходила не от самого Воланда, а народа в зале. То есть получается, что Сталин тут ни при чем, и, более того, он выступает в роли гуманного вождя, который сам предлагает вернуть голову конферансье.

– Я вспомнила толпу людей перед зданием суда, которые кричали: «Смерть предателям!», когда судили людей, недовольных политикой Сталина. И действительно, создавалось впечатление, что их смерти требовал народ, а не вождь.

– Ну как, я ловко замаскировал суть этой главы?

– Да, удалось, хотя на душе всё равно страшно. Михаил, прошу тебя, не пиши этот роман, а вдруг чекисты узнают? Тогда мы потеряем всё и опять окажемся в бедности, а ведь сейчас мы так счастливы. Да и тебя могут арестовать.

– Я понимаю тебя, сам счастлив, но иначе не могу. Я не могу молчать, когда процветает столько зла, несправедливости. Ты не бойся. Я всем буду говорить, что это мистический роман про дьявола, это фантастика. И в самом начале романа я поставлю цитату из Фауста, и это собьет с толку цензоров.

Люси задумалась и все же согласилась с мужем, так как была увлечена этим романом, и ей хотелось продолжения.

– Если Воланд – Сталин, то кто же Коровьев и кот? Это, должно быть, приближенные вождя.

– Сама догадайся, на кого похож кот Бегемот? Вспомни близкое окружение Сталина.

Жена воскликнула: «Неужели Молотов? А ведь он похож, его усы, глаза».

Миша тихо засмеялся и кивнул головой.

– А на кого же похож Коровьев? Не отгадаешь. Внешне он не совсем похож, но своим характером – подхалим, услужливый, всем готов угодить – это Каганович – новый человек в его окружении, и говорят, что предан, как верный пес.

КРЕМЛЬ

Сталин с трубкой во рту расхаживал по широкому кабинету. Через полчаса он должен был ехать в Большой театр на спектакль «Дни Турбиных». Каким по счету было это посещение, вождь уже не знал. Вдруг он открыл дверь в приемную, где за столом сидели и печатали два секретаря – женщины средних лет, – и сказал им ласково:

– Надюша, вызовите ко мне нашего министра культуры Луначарского.

Секретарь подняла черную трубку и попросила соединить ее с министром культуры. На том конце трубку подняла секретарь Луначарского и ответила, что в данный момент Анатолий Васильевич дома, возле умирающей матери.