– Драгоценнейшая Камелия, благодарю за приглашение! – К нам подошла очаровательнейшая женщина, для разнообразия – вполне нормального вида, но настолько обворожительно-сексуальная, что казалась нереальной: нежно-розовая кожа, живое, похожее на прекрасную куклу личико с пухлыми губками и томными синими глазами, прикрытыми длинными пушистыми ресницами, каштановые волосы уложены в изящную пышную причёску, а фигурка! При взгляде на неё ретивое взыграет и у мраморной статуи. При этом одета она была очень прилично, особенно в сравнении с окружающим нас паноптикумом. Розовый шёлковый корсаж туго облегал тело, пышная розовая юбка до середины бедра топорщилась на едва выглядывавшей из-под неё кружевной пене подъюбников. Кукольное платье без рукавов украшалось широкими лентами с вытканными на них букетами роз, в волосах кокетливо красовалась шляпка в виде того же цветка, а крохотные ступни скрывались в туфлях-бутонах с острыми, как стилеты, каблучками-шпильками.

– Дорогая Лисси! – наигранно-мило улыбнулась Медея, приветствуя ещё одну кузину.

– Мэд, Камели! Как я рада вас видеть!

Обе дамы церемонно поцеловались с подошедшей, и ритуал знакомства повторился. Кукольная красавица осмотрела меня таким же оценивающим взглядом, как и Медея, но особой враждебности не показывала, понимая своё превосходство.

Я с интересом наблюдала за новой представительницей местного общества. Насколько я помнила, в былые времена Мелисса Зеферино (имя и фамилия у неё, как и у обеих её кузин, были настоящими) считалась одной из известнейших аристократических красавиц, наследницей огромного состояния и блистала в элитных фильмах для взрослых, снимаясь в них исключительно из любви к творчеству, как она говорила. Теперь фильмы были в далёком прошлом, однако увлечение процессом осталось тем же. Она всем своим поведением обещала всё всем окружающим, только не манерно и не по́шло, а так, как ребёнок дарит улыбку понравившемуся человеку – естественно и не задумываясь. Но своего не упускала, пристально следя за ковыляющим к нам карликом в чёрно-серебряном, который оказался знаменитым учёным и одним из спасителей этого мира Николасом Гэтоуеем по прозвищу Прайп, по совместительству – то ли официальным любовником (остальные, то есть практически всё население, были неофициальными), то ли мужем этой красавицы.

– Это и есть создание Лорнов? – брезгливо поинтересовался карлик. – Я сейчас имел неудовольствие общаться с тем мужланом. Он совсем не может похвастаться знаниями своих создателей. А вы что скажете о…

Дальнейшие слова я не могла понять, чем его очень порадовала: он обожал быть единственным светилом науки.

Николас Прайп Гэотуэй был настолько уродлив, что уже не подпадал под понятия «красиво/отвратительно», и явно гордился этим, потому что создал себя сам. Казавшийся в своём высокомерии карикатурой на учёного, на самом деле он был в своё время неплохим специалистом, ну а заносчивость. Я несколько раз сталкивалась с подобными представителями науки, и далеко не всегда правило «чем больше крику, тем меньше толку» соответствовало действительности. Были среди моих знакомых и очень крупные специалисты в своих областях, точно так же доказывавшие всему миру, что их оппоненты – ничтожество. Правда, они не уродовали себя в угоду старым суевериям, а вот Прайп, перенёсший в детстве тяжёлую болезнь, отказался от коррекции внешности, при любой возможности добавляя себе черты полумифического «безобразного и неоценённого современниками великого гения». Впрочем, больше на его внешность влияло поверье, что карлики, носатые и лысые – сексуальные гиганты. Как ни странно, это поверье действовало на многих женщин в его окружении, так что на отсутствие внимания он никогда не жаловался. В отличие от недостатка уважения к его научному гению.