– Сначала объясните, что здесь происходит! – Лант требовал этого вполне обоснованно, особенно учитывая, что он-то об этом мире знал только от меня.

Шалорн стал рассказывать и показывать то, о чём я знала из книги и что вкратце пересказала Ланту ещё вечером. Но в рассказе аватара были заметные нестыковки. Он не мог назвать точных дат, даже плюс-минус несколько веков – Лант об этом спрашивал, уточняя, как долго мир находится в Петле Времени. Самое главное – он не мог объяснить принцип этой Петли.

В его словах не было недосказанности, попытки что-то утаить, он на самом деле не знал некоторых вещей, и я списала всё на его древность и то, что он был создан не людьми и мог не обращать внимания на какие-то важные для нас моменты.

***

– В первое время после замыкания Петли мы ещё не знали человеческой психологии, действовали по заложенной в нас программе, основанной на наиболее почитаемых религиозных текстах. В этой программе не существовало солнца, луны и звёзд, смены дня и ночи, вообще не предусматривалось никаких изменений во времени. Как и чувства голода или усталости. У людей не было никаких жизненно важных потребностей, они не чувствовали течения времени. И… почти сразу впали в каталепсию. Замирали в тех позах, в каких их заставало это состояние, и ни на что не реагировали.

Шалорн вздохнул:

– Мы изучили имевшиеся в архивах сведения и подправили первоначальную программу. Вернули обычный дневной ритм, обычное небо, ощущения усталости, боли и голода – очень лёгкие, только чтобы люди чувствовали, что они существуют. На время это помогло. Люди ожили. На несколько десятков лет здесь установились самые жёсткие моральные законы, какие только можно представить. Никаких сексуальных отношений, никакого насилия, никаких излишеств. Потом снова пришла невероятная скука, люди перестали двигаться, просто валялись на травке и дремали. Затем они стали вспоминать синкретическое Писание, все его составляющие – от Ветхого Завета до буддизма, особенно обращая внимание на иудео-христианско-мусульманские трактования рая, который полностью подходит под всё произошедшее – сады, блаженство, отсутствие проблем. Кто-то вспомнил о гуриях мусульманского рая, кто-то задумался, зачем Адаму была нужна Ева, и сделал закономерный вывод. Другой задумался о смерти и попытался умереть. Как вы понимаете, не вышло, зато он получил новые эмоции. Кто-то от той же скуки что-то себе повредил – тоже новая эмоция. Всё это накапливалось, воспоминания о жизни до Петли всплывали всё чаще, прошлое манило всех. Мир здесь неизменен, никаких сил прилагать не нужно, всё и так есть. Никакого зла нет и в помине, а значит, можно делать всё, что хочется – это никому не принесёт вреда. По всем параметрам это был ваш рай. И его не выдерживали даже самые достойные, те, кто привык жить для других. А для кого жить в раю? Что делать, если мир неизменен, любая работа просто убивает время, которого и так – вечность…

– Почитали бы Твена, он ещё когда об этом писал, – хмыкнула я.

– И что произошло, что они тут на людей перестали быть похожи? – одновременно со мной спросил Лант.

– Они постепенно вернулись к той жизни, к какой привыкли до катастрофы. Те клиенты, кого аристократы успели сюда переселить, из «братьев и сестёр» снова стали зависимыми, почти рабами, для чего быстро нашли объяснение в религиозных текстах. Аристократы считают себя избранными, живут так, как хотят. Но скука никуда не ушла, только отодвинулась на некоторое время… – рассказывал Шалорн.

– Первые, сначала очень редкие приступы массового безумия начались спустя несколько сот лет. Тогда катализатором стали звёзды – мы их поначалу тоже сделали, чтобы воссоздать полноценный мир. Однако для людей звёзды стали напоминанием о прежней жизни, о том, что они теперь замкнуты в неизменном, беспроблемном и безопасном мире Петли. Мы долго не могли понять, что происходит, объясняли всё модой – она здесь слишком изменчива. Но потом стало ясно, что люди сходят с ума от безделья и неизменности мира, и…