Адальберт отправлялся на суд в подавленном состоянии. Он чувствовал, что дело окажется не таким простым, как его видят архиепископ и инквизитор. Однако для молодого графа это был шанс вмешаться в ход событий и не позволить сановникам задушить простых людей своей властью. Иоанн сделает всё, чтобы и несчастных женщин, и профессора постигла худшая судьба из возможных… а инквизитор Фома будет рад помочь ему в этом.
Адальберт вскочил на своего коня. С самого утра взгляд графа был отрешённым, а брови сдвинуты в глубокой задумчивости. Он повторял про себя строчки из трудов Грациана и Фомы Аквинского, которые изучал последние несколько недель: «Да будет закон добродетельным, справедливым…», «Установления же государей не могут главенствовать над церковными установлениями, но должны им следовать…», «Несправедливо, чтобы кто-либо хотел судить, не желая при этом быть судимым…».
Адальберт оторвал взгляд от земли и окинул им тех, кто вышел проводить графа. Отец Филипп едва заметно перекрестил своего хозяина и ученика и вздохнул. Луиза отдавала слугам последние указания в дорогу, когда пересеклась взглядом с графом. Адальберт мягко улыбнулся жене, приложил ладонь к губам и помахал Луизе.
Из подземелья собора святого Петра веяло холодом, пробивающим до дрожи, отчего Адальберт сидел за столом, обхватив себя за плечи.
Первой ввели старшую из двух женщин. В грубых чёрных прядях блестела седина, тонкие губы обветрились. Она исподлобья смотрела на собравшихся с нескрываемой ненавистью. Архиепископ поднялся со своего места – на его лице тоже застыло холодное презрение.
– Назови своё имя.
– Линда.
– Ты посещала уроки арифметики в городском университете? Отвечай честно, если не хочешь навлечь на себя гнев Божий.
– А толку? – Линда вскинула голову, смахнув с лица непослушную прядь. – Разве Вы уже не решили, Ваше Святейшество, как поступите с нами? Разве не бросите на костёр, как только мы выйдем из этого зала?
Архиепископ сглотнул, впившись немигающим взглядом в обвиняемую. Ему стоило больших усилий, чтобы не ответить ей криком.
– Церковь милосердна. Прежде всего мы наставляем людей на путь истинный. Если ты сама не отринешь Господа, твоя душа всё ещё сможет заслужить спасение.
– Я расскажу, – выпалила женщина, облизнув губы. – Да, я и Ирма решили ходить на занятия к профессору Яну. Знали ли мы, что идём на верную смерть? Да. Был ли у нас выбор? Нет. Мой муж умер прошлой зимой, Ирма схоронила своего месяц назад. Оба были торговцами. После их смерти мы пытались вести дела, но эти… жестокие люди не давали нам этого делать. Покупать у них что-то – значит платить вдвое, втрое больше; пытаться продать свой товар – впустую тратить время. Весь город отвернулся от нас. Что ещё нам оставалось делать? Мы просто пытались выжить в мире, где никому нет до нас никакого дела. Хотите казнить нас за это? Пожалуйста, мы умрём в любом случае. На костре ли, с голоду – какая разница, – она сглотнула и быстрым движением смахнула с глаз внезапно выступившие слёзы. – А Ян… не заслужил смерти. Он ничего не делал, просто закрывал глаза на то, что мы тайком слушали его лекции. Не помогал нам пробраться внутрь, не давал учебники… Не трогайте его, он невиновен.
– Не тебе это решать, – отрезал Иоанн.
Его голос даже не дрогнул. Архиепископ всё с тем же презрением смотрел на женщину, которую теперь била мелкая дрожь. Адальберт придвинулся на край скамьи. Он чувствовал, как и по его телу ползёт холод, и вовсе не от сырости подземелий.
– У меня нет к ней вопросов, – сухо произнёс архиепископ, повернувшись к Фоме.