– Да, это так и я счастлив тем, что принимал в ней участие, и мы все, кто к этому был причастен, испытываем чувство гордости за наши русские святыни. И именно за эту икону, Курскую Божью Матерь Знамение, которая без всякого преувеличения спасла нашу армию от разгрома и пленения. О том, что икона в Крыму знали немногие. Ее Петр Николаевич Врангель еще в прошлом году велел доставить из Сербии.
– Простите, что я вас перебиваю, отец Сергий, – извинился Бибиков, – но как она очутилась в Сербии, ведь мы все представляли, что икона находится в России?
– Ваши представления были верными, но только до того момента, когда красные добрались до святынь Знаменского собора. Золото и серебро конечно было разграблено, а иконы брошены в глубокий колодец. Когда безбожники ушли, прихожане заглянули в него и узрели, что один образ плавает на поверхности. Вытащили из воды и изумились: икона весила около четырех килограммов, но не погрузилась на дно. Само по себе уже это было чудо. Благодаря стараниям неизвестных героев икона была спасена, вывезена из России на Балканы.
Когда стало ясно, что прорыв красных не сдержать, барон Врангель встретился с представителями крымского духовенства с митрополитом Вениамином во главе. После этого икона Божьей Матери Знамение пересекла возможный путь красных от деревни Кизыл-Бай и до деревни Чорелек, что на Арбатской стрелке.
– Это было перед взятием Юшуни, верно? – спросил Зайцев и, получив подтверждение, продолжил, – как только путь большевистской армии наткнулся на запретительный ход, действия красных лишились логики. Вместо того, чтобы взвинтить темп, кое-где они стали рыть окопы, готовиться к обороне. Командарм красных Фрунзе стал слать обращения к барону Врангелю и белым офицерам. Ничего серьезного не предпринималось с их стороны; последний солдат Русской Армии покинул Графскую пристань около трех часов дня, а в четыре часа сорок три минуты большевики вступили в Севастополь.
– Какая же сила таится в иконе, как она действовала? Вам известно об этом, святой отец? – поинтересовался майор.
– Мне неизвестно. Да, думаю, что это и не должно знать никому. А сила ее великая, вспомните, мы как мы от Севастополя отходили, насколько вода морская спокойна была. Я всю жизнь здесь прожил, такого спокойствия не видел. Может и на врагов наших Святыня подействовала таким же манером, успокоила их что ли?
Отец Сергий поднялся с койки и перекрестился: «слава тебе Господи всемогущий, за то, что послал нам свою Спасительницу». Офицеры вслед за ним повторили молитву благодарения.
Наконец в густой серой пелене утреннего тумана показались огни незнакомого берега. Это была Турция. «Георгий Победоносец» сбавил ход; оказывается голова колоны подошла сюда намного раньше, но то ли из-за густого тумана, либо их просто не ждали, вводить в залив их начали около десяти утра. Перед ними Босфор, его огромная дверь медленно приоткрывается. «Со скрипом», как сказал Бибиков, только вместо скрипа корабельные гудки, на которые изредка отвечает сирена на берегу. Куда приведет эта дверь, и что таится там за ней? Этот вопрос написан на многих осунувшихся от бессонницы и еще непонятно от чего лицах.
Они стоят на палубе броненосца и вглядываются в проплывающие берега. Только отец Сергий бывал здесь раньше по пути в Иерусалим, теперь он делает пояснения. Справа вплотную надвинулся какой-то городишко; неужели это Константинополь?! – спрашивает Бибиков, не скрывая разочарования. Нет, это Сарыер, затем слева, Бейкоз. И вот наконец Константинополь; его ожидали с нетерпением, считая конечной точкой похода. Но караван судов ползет дальше. На стенках множество людей, они машут руками и подают приглашающие жесты. Радуются что ли? Нет, приглашают, хотят торговать. Действительно, вскоре у борта появились крошечные лодки, снующие от берега к кораблям и обратно; что-то поднимают на веревках вверх, опускают вниз. Справа, это Бакыркей, говорит священник, мы вышли в Мраморное море. И вот он полуостров Галлиполийский, вытянувшийся почти на восемьдесят верст в сторону Эгейского моря. Галлиполи или Голое Поле, как станут его называть русские офицеры. Несколько убогих городишек, лагерь, обнесенный колючей проволокой, куда в течении шести часов высадился Первый армейский корпус.