ВТОРОЙ КАМЕНЬ

Утром они единодушно, при молчаливом согласии Гильома, попросили Каспара принять командование отрядом и выразили желание продолжить изготовление сети. Но Каспар оставил вязать узелки троих самых молодых (у них пальцы гибкие), остальных отправил собирать сухие ветки и складывать в одну из пещер. Все недоумевали: к чему это? но повиновались, пусть даже неохотно. К вечеру сеть, наконец, была готова, ее тут же поставили, а перед самым рассветом вытащили и возликовали; она была полна рыбы, преимущественно крупной; часть ее пошла в пищу, остальную развесили для сушки. Следует заметить, что наш командир развил слишком бурную деятельность по обустройству лагеря; мы все не могли понять к чему все это, если до прихода судна оставалось четыре дня. В первый же день он потребовал всех сдать ему спички и соль, причем в самой категорической форме, и заставил дежурить по очереди: наблюдать за горизонтом и дорогой, которая вела к Ак-Мечети. Он проверял дежурных по ночам, и мы удивлялись, когда он спит сам. Еще одну пещеру мы наполнили сухими водорослями, предварительно каждый камень в ней мы полили кипятком, что было для нас совершенно непонятно. На третий день нас начало подташнивать от приготовленной на костре рыбы, а на четвертый – мы не могли на нее смотреть. Единственное, что утешало, так это мысль о том, что мучиться нам осталось совсем не долго, от силы два-три дня. Теперь мы дежурить соглашались безропотно. Так или иначе, две последние ночи никто из нас не мог уснуть, до рези в глазах всматривались в темноту: не мелькнет ли там наконец спасительный огонек. Но все напрасно, ночь оставалась непоколебимой в своей пустой жестокости. День показывал себя таким же беспощадным: горизонт был чист, нигде ни мачты, ни паруса. Все помрачнели, почти перестали разговаривать друг с другом; казалось, достаточно одного неосторожного слова, одной искры, чтобы произошел взрыв.

И тогда Каспар выступил перед нами с первой своей речью.

– По нашим подсчетам «Шарлотта» сегодня должна уже быть здесь, но так ли безупречны они, эти выкладки. Мы ошиблись, определив срок в пять – шесть дней, что справедливо лишь для попутного ветра. Но он не всегда был таким, поэтому время в пути необходимо удвоить. Будет вам известно, что это все просчитал наш славный Марен, как вы знаете, он всю жизнь провел на палубах судов.

Мы уставились на Марена Лавуазье, который невозмутимо покуривал свою трубку.

– Да, при встречном ветре приходится все время менять галс, а это очень тяжелая работа; Каспар предлагает те дни, что мы рассчитали, умножить на два, а по-моему, их следует утроить, ведь десять пар самых крепких рук остались здесь у этой злополучной Ак-Мечети. Неужели вы думаете, что там, в Севастополе на «Шарлотту» направят трудоспособное пополнение?

Нет, мы так не думали, мы знали, что наша доблестная армия, несмотря на ее многочисленность, уже почти на одну треть состояла из больных и увечных. Но от этого было не легче, ведь нам предстояло торчать в этой чертовой балке еще не менее десяти дней. Хотя, если признаться честно, то первые дни нашего невольного заключения мы перенесли довольно легко, с беззаботностью молодых людей, для которых тяжелая работа на корабле с бесконечным лазанием по вантам, и с такой же бесконечной перетяжкой оснастки, временно закончилась. Следует заметить, что и ночью на суше было не намного легче: сперва приходилось бегать как угорелому за необычайно быстрыми и верткими овцами, а после поимки начиналось самое трудное: нужно было связать животное, которое сопротивлялось изо всех сил. И мы узнали, что рога и копыта этих тварей по твердости нисколько не уступают железу. Наши ноги, руки и туловища после двух-трех ночей промысла покрылись синяками и кровоподтеками. Если же попадался баран, то в одиночку не стоило с ним даже связываться, иногда он выходил победителем в схватке даже против двоих. Теперь же мы целыми днями купались и загорали: море и воздух были довольно теплыми, так как весна была ранняя. Наши иссиня-черные пятна на теле исчезли и сменились ровным загаром. Зажили даже наши многострадальные ладони, пострадавшие раньше от грубых веревок, которыми приходилось скручивать овечьи ноги. И особенно от колючек, которых в шерсти было, как нам казалось, больше, чем самой шерсти. Ко всему у Гальмара оказалась колода карт, а Каспар вырезал из дерева сперва шашки, затем и шахматные фигуры; доски изготовили прямо на земле из белой и чёрной гальки. Развлечений у нас, как вы видите, хватало, а единственный труд: ловля рыбы и заготовка дров для костра, был совершенно не в тягость. Хуже обстояло дело с пищей, как я уже говорил, нас затошнило от жирной рыбы, к сожалению худая в этом море, по всей видимости, не проживала вовсе, по крайней мере, нам она не попадалась. С помощью силков, которые научил изготавливать все тот же Каспар, мы стали охотиться на птиц, но утки, пойманные с их помощью, оказались еще более жирными, чем рыба. Все наши беды крылись в одном: в отсутствии хлеба. Мы с надеждой взирали на командира, но теперь начали думать, что он все же не всесилен.