– Логично, – вяло отреагировал тот. – Но тут есть еще кое-что…

Ну твою же мать!

– И что?

Никита съехал с трассы к заправке, бензина оставалось критически мало.

– На ее правой ладони обнаружены странные порезы.

– Насколько странные? – он отчетливо скрипнул зубами.

– Как если бы погибшая держала в руках нож, пыталась им… Ну, не знаю, обороняться или нападать, но рука соскальзывала с рукоятки на лезвие, оставляя порезы.

– Но никакого ножа не было обнаружено ни при ней, ни на месте аварии.

– Не было ножа. Знаю.

– А может, она оборонялась? – пришла ему в голову опасная мысль.

– Исключено. Если бы она оборонялась, то характер порезов на ее ладонях был бы другой. Она нападала, товарищ майор. А на кого и при каких обстоятельствах, придется выяснять. – Коллега из райотдела помолчал и закончил меланхолично: – Если в этом возникнет необходимость…

Когда Михаил Сергеевич Гришин решил уехать из города, бросив бизнес и жену в большой городской квартире, он и представить себе не мог, насколько свободным и счастливым станет себя ощущать.

А бросил он все четыре года назад.

Отпраздновав свой шестидесятилетний юбилей, Гришин впал в странное состояние, схожее с анабиозом. Он словно жил и не жил вовсе. Слушал людей, наблюдал их, ненавидел их, но словно со стороны. Не было никакой остроты эмоций. Мысли ворочались в голове вяло, чувства умерли, желания иссякли.

Пропьянствовав полторы недели после юбилея, он попал в больницу с острым алкогольным отравлением. И пролежал под капельницей несколько дней в отдельной палате. А потом вдруг запросился из отдельной палаты в общую. Странность эту никто из его окружения не понял, но послушались, перевели. А там, кроме его, еще пять коек, и на каждой пациент. Со своим диагнозом и собственной жизненной историей.

Мужики охотно рассказывали о себе. А он слушал и диву давался.

Как он жил вообще?! На что потратил отведенные ему Господом шестьдесят лет?! Простой работяга со стройки видел больше, чем он. И радуется мелочам, как ребенок.

– Сергеевич, серьезно? – вытаращился тот самый строитель на Гришина. – Ты не был на рыбалке двадцать лет?

– Нет, ну почему… Был вроде… – чесал макушку Гришин. – Только вспомнить нечего. Будто и рыбалка, а будто и нет.

– Это как? – продолжал таращить на него глаза работяга.

– Ну, как, как?.. – Михаил Сергеевич вяло пожимал плечами. – Партнеры по бизнесу собирались за городом. Кто с охранником, кто с помощником. Нам даже червей на крючок цеплять не приходилось. Рассаживались на берегу в раскладных креслах. Наблюдали за спиннингами и разговоры говорили.

– О чем?

– О делах. О проектах.

– А о бабах? – подал голос сотрудник курьерской службы.

Малый был молодой, в больницу попал из-за травмы плеча. Получил ее, будучи не вполне трезвым. Говорил постоянно, не умолкая. И все больше о девушках.

– О женщинах говорили мало, – вспоминал Гришин. – В основном о делах. О поставках, контрактах, конкурентах.

– И методах их устранения! – ржал курьер.

Гришин отмалчивался. Делиться такой информацией с посторонними, малознакомыми людьми он не собирался.

– Нет, ты погоди, погоди, Сергеич, – не унимался сосед по палате. – Как же это вы так рыбу ловили, разговаривая?

– Мы же ее не руками ловили. Спиннинги были в работе, то есть в воде. А нам что в это время делать? На поплавок, что ли, смотреть?

– А как же! А как же еще?! И кто же разговаривает на рыбалке?! – ужасался работяга. – На утренней зорьке природу слушать надо! Сидишь себе тихо на скамеечке, водичка у ног твоих плещется, рыба играет, туман стелется, ветерок листьями шуршит. Как же все это услышишь, если разговариваешь? Да еще о чем? О бизнесе, прости господи! Этим и в кабинете можно заняться. Разве можно так рыбалку осквернять?!