Лучше не трогать. Обойти стороной.

Да ну его! От греха подальше.

Выкинет еще что-то такое.

Странный.

Дом отца за городом. Ближе к морю.

Старый дом. Семейный.

Отец его обновил, но история осталась.

Ее больше. Она сильнее.

Проступает. В каждой детали.

Проявляется. Гнет свое.

Дорога долгая. С пробками не меньше часа.

Можно смотреть в окно и упиваться своим убожеством.

Нестандартностью. Аномалией. Неадекватом.

Мама уже занимается своими делами.

Его приезд еще не скоро. Она одна в квартире.

У нее все лето впереди.

Она одна в огромном городе. Разведенная женщина с отдельной квартирой.

Он напоминает о себе фотографиями на стенах.

И легким амбре подростка в его спальне.

Все. Свобода!

Почти взрослый. Самостоятельный.

Рядом с отцом.

У него все будет нормально.

Отдыхай, милая. Ты это заслужила.

Но, день продолжается совсем не так, как он ожидал. Все меняется в корне. Ломается.

Словно обрывается дорога, и он падает в пропасть.

Внезапно. Даже в падении своем не понимая, что происходит.

Как обычно. Растерянность ему присуща. Второе «Я».

Удар! И ты уже на полпути в никуда.

И нет возможности остановиться, перевести дух. Собраться с мыслями.

Взять под контроль лицо. Найти нужную маску.

Про подходящие слова он даже не думает. Бесполезно.

Молчи. Так лучше.

Селин

В дверях стоит девушка. Совсем молодая. Тонкая, в простом легком платье до колен.

Настоящая.

Он не смог бы ее описать. Ни за что. Даже не знал бы, с чего начать.

Для этого надо смотреть. Не отрываясь. Хотя бы минуту. Запоминать детали, штрихи, линии.

Он бы и хотел. Если бы все отвернулись. Дали ему время.

Он не может этого сделать. Он отхватывает от нее кусочки. Отщипывает. Склевывает, как настырный воробьишко.

Украдкой. Незаметно. Быстро. Как вор-карманник.

Вместо цельного портрета – разрозненные зарисовки. Словно бы и не связанные друг с другом. Не могут принадлежать одному человеку. Живому. Который совсем рядом. Дэн запоминает и сразу же влюбляется в сгиб локтя, появившуюся и сразу пропавшую коленку, щелочки смеющихся глаз, нежные пальцы с короткими некрашеными ногтями, талию, которую можно обхватить одной рукой. Он боится посмотреть на нее в упор. Боится, что это будет слишком откровенно, нагло. И, в то же время, боится, что посмотрев в упор, обнаружит что-то некрасивое. Что-то, что сразу перечеркнет картину в его голове. Картину, которую он уже нарисовал. Давным-давно. Которая ожила только что. Ему страшно. А, что если, это произойдет? Он увидит что-то, что больше похоже на истину. Что-то уродливое, лишнее. И все. Все окажется неправдой. Обманом. Ложью.

Он смотрит. Он крадет ее, собирает по частям. И не находит ничего. Ни единого изъяна.

И еще он думает, что этого просто не может быть. Не может быть прямо здесь, перед ним. Рядом с ним. Настолько просто.

Протягивает ему руку. Проходит по ладони электрическим разрядом. Здоровается.

Она говорит, что рада его видеть. Что она много слышала о нем от его отца. И что он, действительно, на него очень похож. В доме есть его фото. И что она тоже занималась музыкой и надеется, что при возможности он сыграет для нее. Или, даже, научит играть на гитаре. Хотя бы, что-то коротенькое. И что, она будет рада возможности говорить с ним на английском языке. Испанский она не изучала, но очень хотела бы. Может, в следующем году.

Она смотрит за этим домом. Проще говоря, домработница. В доме должна быть женщина. Даже не представляю, как вы здесь справлялись до этого. Мужчины. Холостяки. В своем логове. Но, теперь, все будет еще лучше. Вы занимайтесь своими делами, а я пригляжу за всем остальным.

И еще много чего, что просто не вмещается в его голове, и из-за чего он опять злится на самого себя. На свою бестолковость. За то, что его снова сразил столбняк. Что он такой нескладный, как проржавевший циркуль. Настолько нескладный, что ударяется головой о полку, набивает себе шишку, и от этого ему становится еще обиднее.