Наверное, мне повезло, в любой другой день меня бы так просто в покое не оставили. Но сегодня… Что-то произошло. Все были какими-то нервными, взъерошенными, такое впечатление, словно кто-то засунул в наш муравейник толстенную палку и хорошенько ею поворошил. Так что моя бледность и легкая растерянность удачно вписывались в общий фон.

Выловив Светлану, я спросила, что случилось, она же, широко и абсолютно фальшиво улыбнувшись, заверила меня, что все в полном порядке. Просто день такой.

Ну, день так день, бывает.

– Как же, день такой, – презрительно хмыкнула Вероника, стоило Светлане уйти, – ничего лучше придумать не могла!

– Но ведь не соврала же, – отозвалась Елизавета Петровна, подкрашивая губы.

Несмотря на запрет, косметикой учителя пользовались вовсю, а следили главным образом за тем, чтобы оная косметика не попала в руки подопечных.

– Так и правды не сказала.

– А кому она нужна, твоя правда?

– Ей, например, – Вероника вытащила из ящика стола пачку сигарет – неслыханное нарушение режима, и смачно затянулась, – пусть знает, в какое болото влезла.

– Я, пожалуй, на свежий воздух выйду, – заметил Альберт Эдуардович, одарив Веронику неодобрительным взглядом.

– Иди, иди, – отозвалась та, – надышись, пока можешь.

– Мне кто-нибудь объяснит, в конце концов, что здесь происходит?

На мой пламенный призыв никто не отреагировал. Вероника с мечтательным видом пускала в потолок струйки дыма, Елизавета Петровна, отложив помаду, взялась за карандаш и принялась рисовать в уголках глаз жирные зеленые стрелки. Наталья Сергеевна, поджав тонкие губы, старательно вязала шерстяной носок.

– Ничего. – Наконец Вероника снизошла до объяснения: – Тебе же сказали, день такой… Нехороший.

– Почему нехороший?

– А день, когда в ворота стучится милиция, по определению нехороший.

– Милиция? – Я почувствовала прилив радости. Неужели Локи ошибся? Неужели все обойдется и без нашего, вернее, моего участия?

– Милиция, – подтвердила Ника, – а ты, кажется, и рада?

– Да, то есть, нет. Я думала, случилось что-то действительно серьезное.

– Куда уж серьезнее. – Елизавета оторвалась от зеркальца. – Пришел, задает всякие глупые вопросы о Жене. Зачем, ведь и так все понятно.

– Не знаю, не знаю, – Наталья Сергеевна на минуту перестала стучать спицами, – мне, например, ничего не понятно. Странное дело. Зачем ей понадобилось ехать ночью в тот район? Там же ничего нету. Куда она шла?

– Не куда, а к кому, будто вы не знаете, – Вероника затушила окурок о дно фарфоровой кружки. – В том районе Андрей обитает. Все знают, что у них роман был.

– Это только гипотеза, – Наталья Сергеевна не спешила отступать.

– Ага, ваша гипотеза на территории по всем углам обжималась, словно подростки, им даже босс замечания делал.

– Верно. Но не складывалось у них в последнее время что-то, – Елизавета посмотрела на себя в зеркало и с чувством выполненного долга убрала косметические причиндалы в сумочку. – Женька смурная такая ходила, нервная.

– Точно. И я вспомнила: я у нее какую-то ерунду спросила, а она как вскинется, наорала на меня, а потом сама – в слезы. Натуральная истеричка!

– Наверное, – выдвинула гипотезу Елизавета, – Андрей себе новую пассию нашел, а Женьку по боку, вот она и переживала. Не хотела его отпускать.

– Вот-вот, – Вероника вошла в раж, играть в детектива ей понравилось, – поэтому она на ночь глядя домой к нему и поперлась, надеялась, пожалеет, не выгонит, а там, глядишь, и сладится все. Только наш донжуан порядочной скотиной оказался, хотя я всегда ей говорила: кобель – он и есть кобель, как ни старайся, его не изменишь. Точно вам говорю, выгнал ее Андрейка, она опять в слезы, вот и забрела ненароком на пустырь. Судьба… Эх, дуры мы, бабы, из-за какого-то козла жизни лишиться…