Зато действительно изменился их пассажир. Если в конце полёта он казался Итайву расцветшим, цветком, глотнувшим свежего воздуха, получившим кусочек надежды, то сейчас он был подобен вернувшемуся, наконец, в свой родной дом существу, собирающемуся с вновь обретённым умиротворением провести в нём остаток жизни. Штурман лишь много времени спустя узнал, с каким трудом одинокому старому арволю приходилось доказывать главам научных течений отсутствие разумной жизни на планете Афесцейны. Сколько случалось ему выступать перед научными комиссиями с докладами из данных, собранных им из старых баз и добытых собственными исследованиями. И как много пришлось ему услышать отказав и убеждений даже старых коллег-биологов о том, насколько невыгодна была бы экспедиция к далёкой звезде, тем более в это время, после войны…

– Доу-Дорк, – окликнул он с детским восхищением наблюдавшего за какой-то новой находкой арволя, – Прости, пожалуйста, что тебя отвлекаю, мне хотелось бы узнать вот о чём. На всех планетах, которые я знаю, если существует столь развитый растительный мир, то обычно есть и животные, они с самого начала зарождаются в тесном сосуществовании. А здесь, что – вообще нет фауны?

– А как же на Лиане? – ответил вопросом на вопрос Доу-Дорк.

– Ну, там совсем другое. Там углекислые гейзеры. Я слышал, что даже если специально начать разводить там животные организмы, они всё равно бы не прижились.

– Ты прав, – негромко сказал Доу-Дорк, выходя из-под завесы чащи и присаживаясь рядом со штурманом, – Но здесь тоже существует немало подземных источников, выделяющих в атмосферу углекислый газ. Не столь много, конечно, как на Лиане, и, если бы существовали только они, вряд ли это компенсировало бы жизнедеятельность всей флоры. Меня интересовала эта загадка, но, как ты сам понимаешь, не находясь на планете, какими методами не изучай её особенности, к проблеме всё равно не подойдёшь вплотную. Фауна должна быть здесь, в очень маленьком соотношении с флорой, я почти уверен. Правда, носит она очень скрытый характер. Теряется где-то в глубинах этого цветущего моря. На самом дне…

Впрочем, для меня, хоть я и являюсь по сути биологом это совсем не важно. Мне порою хочется понять какие-то вещи, встречаемые здесь, удивительные вещи, но это желание – ничто, по сравнению с чувством восхищения, что я испытываю, всё больше знакомясь с местной природой, становящейся и нам со временем как-то ближе. Вот скажи мне ты – космотрассер, звёздный скиталец – видишь ли ты красоту всего этого? – Доу-Дорк обвёл рукой стену пестрящего перед ними леса.

– Безусловно, – ответил Итайв искреннее.

– А представь, как её чувствую я, – при этих словах, в лице арволя проскользнуло что-то невыносимо-скорбное, осколок той тоски, в которой он пребывал в самом начале их знакомства, и штурману сделалось грустно и неуютно от проснувшегося вдруг беспомощного чувства.

– Мне тоже показалось, что тут всё слегка изменилось, – сказал он, прищурено глядя в сельву.

– По-моему, стало проще, понятнее, – вторил ему Доу-Дорк. – С виду, кажется, и не поменялось ничего, хотя мы, может, просто не в состоянии определить что именно…

Капитан вернулся в тот момент, когда Итайв заходил в шлюз клипера. Он так и остановился на пороге, услышав звуки приближающейся экспедиции. Баграх прошёл мимо штурмана, не сказав ни слова, лицо его выглядело непривычно озадаченным. Итайв неуверенно направился за ним в рубку управления. Подойдя к панели планетарной навигации, капитан хмуро принялся рассматривать какие-то электронные документы. Штурман встал у штур-блока, делая вид, будто тоже чем-то занят. Прошло немало времени, прежде чем Баграх обратил на него внимание.