В доме царила полнейшая тишина. Было слышно только мое и его дыхание. Его – спокойное, и мое – прерывающееся.

– Я и не жду от Вас извинений. Они не вернут мне то главное, что у меня было, и что Вы силой отняли. Это всего лишь пустые слова, ничего не выражающие. Такое чудовище не может ни о чем сожалеть, а вот упиваться этим способно. Вы настоящий мужчина! С настоящими мужскими поступками! Я аплодирую Вам стоя!

Его лицо не выражало никаких эмоций на мою гневную саркастическую тираду.

– Ты закончила? – спокойно спросил он.

– А вы кончили от распирающего Вас удовольствия, когда терзали невинную девушку? Меня!

– А ты как думаешь? – с вызовом спросил он.

– Я не думаю, я знаю. А если бы в этом доме сейчас находился плод Ваших трудов и стараний? Если бы я от Вас родила?

– А ты родила?

– Нет, – тихо ответила я, качая головой, – Бог уберег от Вашего ублюдка.

– Тогда и нет смысла задавать мне этот вопрос.

Почему он такой спокойный и не пробиваемый? Мне бы хоть каплю такого открытого равнодушия. Интересно, хоть что-то на свете может задеть этого человека? Хоть что-то тронет его сердце? Я была уверена, что если приложу руку к его твердой груди, то услышу ровный четкий ритм, когда мое выскакивает с того самого момента, как только я подошла к двери и увидела его. Такого холодного, безразличного и до безумия красивого.

– Почему ты так боишься? – его взгляд был глубоким. Создавалось впечатление, что он смотрит глубоко внутрь меня, выискивая ответы на те вопросы, на которые он хочет знать ответ, но не хочет об этом спрашивать, – Это всего лишь акт. Не я, так другой был бы. Может быть это было бы в более ласковой форме, но суть от этого не меняется. Через такое проходят все женщины.

Он ещё спрашивает! Господи, что это за хладнокровный монстр?

От воспоминаний меня начало тихонько трясти. Сердце забило быстрый ритм, а тело покрыл холодный пот.

– Вы издеваетесь? Всего лишь акт? Для Вас может быть и так.

"Он тебя распаляет, специально", – зашептал мне разум.

– А для тебя?

– Вы действительно хотите это услышать?

– Если бы я не хотел, я бы не спрашивал. Тебе нужно об этом поговорить со мной. И ты перестанешь дрожать.

– Поговорить о чем? О том, что я была восемнадцатилетней девушкой, которая в таком юном возрасте испытала на себе всю силу изувера? Ему никогда не понять того, что он натворил. Мой первый поцелуй должен был быть не таким, когда мои губы используют, оставляя кровоподтеки. Большой и сильный мужчина делал со мной то, что он хотел, не слушая меня, не слыша моей мольбы. Превращая мое тело в грязь, – я стала плакать, но продолжала говорить, словно меня прорвало. Как-будто передо мной сидел не мой насильник, а просто молчаливый слушатель. – Я была невинной! До него у меня никого не было. Я вообще об этом даже не имела ни малейшего представления. Я не знала, как выглядит обнаженный мужчина, и уж тем более каким будет это вторжение. Это унизительно и больно! Настолько больно, что каждый его толчок был подобен лезвию ножа.

Он мягко меня перебил:

– Успокойся. Не нужно сейчас плакать. Задержи дыхание, и снова медленно начни дышать. Не говори о действии. Говори об эмоциях. Ты боишься не самого акта, ты боишься конкретно меня!

Я сделала, как он сказал, понимая, что больше слез нет, и ком в горле исчез и не мешает говорить. Но виду я не подала, что действительно он мне помог успокоится и собраться с мыслями. Я просто задала следующий вопрос:

– С чего Вы взяли, что я не боюсь акта?

Он в нетерпении наклонил голову, сжав пухлые и четко очерченные губы, и посмотрел прямо на мою грудь. Она часто и сильно вздымалась от нахлынувших воспоминаний. Соски под взглядом его карих глаз отвердели, и касаясь ткани платья, начали разливать по телу теплую волну жара. Сердце на мгновение сжалось и тут же учащенно забилось, посылая волны вниз, заканчивающиеся покалыванием где-то в самой сердцевине средоточия моей женственности. Я крепко сжала колени, действуя по инерции. Губы пересохли, и я их облизала, приоткрыв рот, из которого вырывалось прерывающееся дыхание. Его взгляд медленно вернулся к моим глазам. Максим улыбался.