Какое-то свербящее изнутри чувство спешило вырваться наружу. Меня не отпускало, потому что Полонский больше не звонил и не писал. Вообще! Как затишье перед бурей. Отпустил? На него это было не похоже… .

Перед отцом я храбрилась, а когда он уехал, дала волю слезам. Да и потрёпанные нервы от осознания, как муж поступил со мной, дали о себе знать. Меня прорвало, как дамбу. Не знаю, когда я заснула, но на утро выглядела ужасно. Пришлось прикладывать холодные огурцы на глаза, чтобы реанимировать опухшие веки. Нельзя, чтобы окружающие увидели меня такую: зарёванную белугу.

По пути на работу снова завывала под радио. И даже как-то полегчало, видимо прооралась. Не зря это упражнение в психологии имеет невероятный успех.

Как только я переступила порог своего кабинета, меня завалило документами, отчётами и чертежами. Привычно и ожидаемо. Даже не было времени подумать, да ни о чём не было времени подумать.

Так что, когда я выжатая, как лимон, выходила из офиса, не сразу заметила машину Юры. Он вальяжно подпирал собой мой автомобиль и выжидал, словно зверь свою добычу. Даже мурашки, неприятно пробежавшие по телу, явно посылали опасные сигналы мне дурынде, что не стоит без свидетелей вести с ним разговоры.

Полонский выглядел очень солидно и даже немного старше своих лет. Он был брюнетом с холодными серо-голубыми глазами, густыми тёмными волосами и с невероятно притягательной и обаятельной улыбкой. Она у него выходила такая тёплая, такая… красивая. Он весь был красив… Так красив, что я дура, опять истекала на него слюной, даже сейчас. А он, подлец, только и ухмылялся, зная это.

Мысленно отпустила себе подзатыльник. Стряхнув морок наваждения, уверенно направилась к нему, проговаривая себе чёткую установку не поддаваться его влиянию. Иначе нельзя. Иначе я опять поверю, или сделаю вид, что поверила, снова дам обмануть себя и буду играть роль счастливой жены.

– Здравствуй, – мой голос дрогнул, я старалась, очень старалась не сломаться.

– Привет, Маш, – Юра невозмутимо поцеловал меня в щёку, отстранился, поглаживая плечи.

Излюбленная ласка моего мужа: тёплый взгляд, ненавязчивое поглаживание, типа «что ты дурочка, снова себе напридумывала» и его сладкий гипнотический голос или шёпот с хрипотцой. Внутри я вибрировала от какой-то безысходности. Вот, что он делал со мной. Всегда.

Сначала я сама утонула в нём, растворилась. Позволила подчинить, подмять, подстроить. Ведь это было так легко! Первый во всём Полонский Юра заполучил наивную овечку. А потом не представляла себя без него, дышать не могла, задыхалась от мысли, что я не одна у него. И было плевать, на себя ведь было плевать!

Я смотрела в сторону, боясь встретиться с серо-голубыми океанами. И просто не могла найти в себе сил заговорить первой. Тряпка! Тряпка! Тряпка!

– Маш, поехали домой, – Юра уткнулся носом в мою скулу и нежно провёл им по шее, вдыхая мой запах. Я задрожала, от страха или от возбуждения.

А может и от того, что хотела его, и ненавидела себя за это? Зажмурилась и подумала о своём ребенке, которого я убила. Я. Мне почему-то думалось, что это девочка. Всё думала о ней. Девочка с тёмными волосиками, вся в Юрочку. А глазки мои и носик-кнопочка. И так больно. Больно. Больно. Мне она снилась, спрашивала за что. А я думала свихнусь. Спасибо тогда за контракт с финнами, работы «по горло» было, а так бы сдохла. Всё.

Окатила себя ледяным душем. Мягко отстранилась от мужа. Нашла в себе силы посмотреть Юре в лицо: морщинки у глаз, прямой нос, лёгкая трехдневная щетина, тонкие губы, аккуратные. Ненавижу. И люблю.