- Нет, - обрезала она.

- Почему?

- Не хочу я. Ненавижу твою Москву. У меня голова там болеть начинает от газов и шума. И вообще…

- Что вообще?

- Вообще! – резюмировала она и снова отвернулась.

- Отговорки у тебя одни. Не хочешь ты ничего, Крылова. Голову морочишь мне, мужику этому, брату своему. Устраивает тебя все. Квартира, работа, трахальщик по выходным. А что? Любовник он и не надоедает, и жрет меньше мужа.

- Да что ты знаешь обо мне!  - Закричала она, выходя из себя и снова поворачиваясь.

- Так почти ничего не знаю, Маш. Потому что ты ни черта не говоришь о себе. Живешь, как улитка в ракушке. Наверное, раз в месяц ноешь, что одиноко и тяжело без мужика, но он тебе нафиг не нужен. Ты же сама по себе. Такая колючая и классная.

- Заткнись! – взвизгнула Маша, - Заткнись, Симонов. Не смей все на меня валить. Да, я привыкла жить одна, мне комфортно. Но то, что между нами… Ты и я… Не во мне дело, ясно?

- Во мне что ли? – расхохотался Симонов.

- Да. В тебе!

- Серьезно? Это вроде я за тобой, как дурак, бегаю. Мотаюсь за сто верст киселя хлебать. Названиваю регулярно. Все ли у Маши моей хорошо? Разок приехал без приглашения – а она тут с мужиком у подъезда собралась сосаться. И я после этого козел? Мило. Предложил переехать, черт подери. Обозначил серьезность намерений, но опять отговорки, - кипел Мишка, - После этого дело во мне? Серьезно?

- В тебе, - она стояла на своем.

- Да почему, Маш? Что тебе еще надо, а? Жениться? Так поженимся. Когда ты хочешь? Через год? Через месяц?

- Никогда я не хочу, - всхлипнула, - Ничего я с тобой не хочу вообще.

- Чем же я так плох?

- Ты… ты… ты же Миша Симонов. Ты все время врешь. Все время меня бросаешь, - она заплакала.

- Что? Когда?

- В школе. У меня был выпускной. Я испачкалась, а ты повел меня в гараж, потом домой проводил. Поцеловал и сбежал.

Миша нахмурился, а Маша истерично засмеялась сквозь слезы.

- Не помнишь, да? Неудивительно. А Новый год у Кристинки тоже не помнишь? Я просила не трогать меня, не ложиться со мной, но ты же был бухой и любвеобильный!

- Я… я что? – Миша не верил своим ушам и оооочень смутно помнил те времена, о которых говорила Маша, - Я что… С тобой.? Мы...?

- Нет. Мы не спали. Но… - она всплеснула руками, - Но у тебя все время была подружка, и это не мешало ко мне подкатывать.

Теперь пришла Мишина очередь тереть переносицу. Он смутно припоминал образ девчонки, которая заставляла его забывать о Вере. Сейчас был единственный аргумент, который его оправдывал:

- Маш, я же пацаном был. Чего ты зациклилась?

- Правда? Пацаном? – Маша стерла слезы со щек, - А несколько месяцев назад ты тоже был пацаном, когда трахал меня в сортире, забывая про любовь всей своей жизни? Алиса, да? Я не ошибаюсь?

- Маша…

- И не смей говорить, что это другое. Это то же самое. Как под копирку. Теперь хочешь, чтобы я стала той самой, которой ты будешь наставлять рога? Хрена с два, Симонов. Я на такое не подписывалась. Хорошо повеселились, но пора заканчивать. Ты свободен.

Миша потянул к ней руки, но Маша отпрыгнула, как от огня.

- Свободен, я сказала, - закричала она не своим голосом, - Убирайся вон и дорогу забудь. Знать тебя не желаю.

Не в силах сдержаться она топнула ногой. Миша вздрогнул, и как запрограммированный робот пошел к двери. Он обулся, накинул куртку, вышел подъезд, спустился по лестнице, сел в машину. На том же автопилоте доехал до Москвы.

Все это время Маша рыдала, оплакивая свою наивность, глупость, длинный язык и послушного Симонова. Под утро они оба пришли к выводу, что действительно лучше будет больше никогда не встречаться.