– Нет, – тяжело и отрицательно помотал головой Шурыгин. – Теперь это трудно, теперь не такое время, сами знаете.

Настала короткая пауза.

И хозяйка, и гость были глубоко смущены.

– Тогда пусть так… как говорили, – слово за словом, шепотом проронила Наташа, опустив лицо.

Шурыгин медленно вздохнул.

– Конечно, – тихо и осторожно заговорил он, поглаживая себя по округлым коленям. – Конечно, я не смею, да и не желаю заранее хвалить вам себя. Но когда вы узнаете мой характер и мое все…

– Характер характером, – грубо и болтливо перебила она его с прежним беспокойным, нервным смехом. – А бородищу-то эту вы снимите сегодня же, чтобы я ее больше не видела, тогда я посмотрю, какой вы такой. А теперь за вашей бородой я как-то не различаю вас самого, она пугает меня.

И Наташа с дрожью взметнула косами и дернула вверх плечиками, нахмурясь.

– Для вас сниму! – тоном торжественного обещания воскликнул Шурыгин, крепко сжимая в руке бороду. – Для вас все сделаю! Любой каприз!

– Это не каприз, – не согласилась Наташа.

Он сидел, она не могла сидеть, стояла, без нужды бегала, вертелась, глядела в окно, точно все еще ожидала откуда-то спа сения.

– И наряд ваш как-нибудь освежите, – приглядывалась она к нему сбоку, как сквозь сон, и робкая, и смелая.

– У меня костюм плохой? – удивился Шурыгин и улыбнулся.

– Он не плохой, но он как-то так, знаете, лоснится. Точно вы изъездили на нем все столы всех канцелярий и вам уже сто лет. Одним словом, сделайте так, чтобы как можно меньше походить на бухгалтера. Хотя на первое время.

– Это можно. Я сделаю.

Наташа озабоченно сдвинула бровки и подумала, о чем бы еще не забыть ему сказать.

– Послушайте, – улыбнулась она и в первый раз внимательно посмотрела на округлость всех его линий. – А отчего вы такой… жирный?

– Такая должность. Служу в Центросоюзе. Там у нас все есть, и конфектная фабрика. Вы тоже поправитесь, если поживете со мной.

– У вас все плывет, колышется, похудеть нужно! – сердито приказала она ему.

– Хорошо, – сказал бухгалтер. – Я похудею. Когда немного поживу с вами.

– Бухгалтер! Ха-ха-ха! Бухгалтер! Неужели все бухгалтеры такие? Ха-ха-ха!

Она истерически захохотала, замахала руками, взметнула в воздухе обеими косами, закружилась на месте, упала лицом в подушку.

Она лежала на беленькой постели, колотилась, хохотала и рыдала.

Неслышно и мягко, как кот, подошел сзади к ней Шурыгин и осторожно, со страхом и сочувствием, обвил ее руками за талию. На лице его изобразилось блаженство.

Наташа тотчас же рванулась, вскочила с постели, отбросила назад косы, убежала от Шурыгина прочь, согнулась вперед, прижалась спиной к подоконнику.

– А этого нельзя! – сказала она. – Еще рано!

– А когда же? – тихо спросил Шурыгин и остался стоять на месте с умиленно раскрытым ртом и протянутыми вперед порожними руками, из которых только что выпорхнуло начало счастья.

– После. Потом.

И она сквозь новый припадок смеха к чему-то опять указала рукой на его бородищу.

– Тогда я сейчас же полечу к парикмахеру.

И он, схватив шапку, заспешил к выходу.

Она отправилась его провожать длинным лабиринтом темных хозяйских коридоров, от пола до потолка заваленных старым пыльным хламом, от которого пахло мышами и собачьим пометом.

– Наташечка, значит, когда можно прийти к тебе окончательно? Сегодня вечером, когда обреюсь, можно?

– Завтра придете, завтра. Когда начнет темнеть…

– Сегодня!

– Завтра!

– С-се…

Почти вытолкав его, она заперла за ним на ключ дверь.

Валя в первый момент не узнала Шурыгина, когда в этот же день явилась к нему по его внеочередному, совершенно срочному вызову через посыльного.