Арс делает еще пару глубоких толчков и срывается в удовольствие следом за мной, наваливаясь своей мощной фигурой на мою маленькую и хрупкую, придавливая к матрасу. Упирается носом в мой висок и изливается в меня, кончая. Дышит тяжело. На надрыве.

Мы замираем. Все так же в обнимку. Воздуха в спальне катастрофически не хватает. Наши бешеные скачки напрочь выжгли весь кислород!

Я смотрю расфокусированным взглядом на натяжной потолок спальни Бессонова, а в голове завывает ветер. Мои пальцы все еще судорожно вжимаются в плечи Арса, словно их заклинило. Между ног настоящий пожар. В теле предательская невесомость. Такая, что лениво даже моргать. Выражение затрахать до изнеможения с этим парнем начинает пестрить для меня новыми оттенками. И я буду безбожной врушкой, если скажу, что мне это не нравится.

Я совершенно теряю счет времени. Не знаю, сколько проходит длинных мгновений, прежде чем Арс чмокает меня в висок и выходит из меня. Перекатываясь рядом на кровать.

Я облизываю губы, наблюдая за тем, как парень стягивает использованный презерватив, завязывая узлом и кидая на пол, и выдаю машинально, клянусь:

– Ненавижу хоккей…

Бессонов низко и хрипло смеется. Заваливается на соседнюю с моей подушку, нарочито обиженно спрашивая:

– Выходит, я зря старался последние полтора часа, доказывая тебе, какой это шикарный вид спорт?

– Я не договорила. У меня есть «но».

– Но?

– Вы – хоккеюги – такие выносливые. Жуть просто!

– Это не хоккеюги выносливые, это я выносливый. Тебе просто со мной повезло, Царица.

– О, боги, – закатываю я глаза, – сочувствую! – вскакиваю с постели.

– Чему?

– Кому, – бросаю, подхватывая и натягивая кружевные танга. – Тебе сочувствую. Тяжело, должно быть, жить с таким непомерным эго.

– Его тяжесть компенсируется моей выносливостью, – хмыкает негодяй.

Кто бы сомневался!

Я фыркаю, неопределенно ведя плечами.

– Куда ты собралась? – цепляется пальцами за резинку моих трусиков Бессонов. – Мы еще не закончили. Я только разогрелся.

Я бью ладошкой по его ладони, проворчав:

– Я есть хочу. Пойду совершу набег на твой холодильник. Иначе заканчивать тебе придется со своей рукой, потому что я просто отъеду в голодный обморок. Кстати, я возьму твою футболку? – хватаю со спинки стула первую попавшуюся. – Спасибо, ты просто душка! – натягиваю, не дожидаясь ответа парня.

– Разумеется, – летит мне вдогонку смешок, – чувствуй себя как дома.

О, малыш, это ты зря…

Я улыбаюсь и гордо дефилируют голыми ногами в сторону кухни. Активно выписывая бедрами соблазнительные восьмерочки, выхожу в коридор, ни капельки не сомневаясь, что Бес пойдет за мной следом. Я уже поняла, что для него моя пятая точка, как кость для голодной собаки – крайне завлекательная картинка.

Слышу за спиной шуршание простыней и шаги, которые быстро нагоняют. Я же говорила! Оборачиваюсь, крутя на кончике языке саркастическую колкость. Но… в итоге молча закатываю глаза.

Ну разумеется, он даже не потрудился надеть трусы. Действительно, зачем? Чего я там не видела? Идет и гордо торчит своей штукой между ног, мистер нудист!

– Люблю ходить дома голый, – со смешком комментирует Бес, ни капли не смущаясь.

– Твои соседи из многоэтажки напротив, должно быть, в восторге. Не каждому дано ежедневно лицезреть олимпийского чемпиона, разгуливающего перед окнами в чем мать родила!

– Ни один еще не жаловался.

– И…

– И ни одна тоже, – подмигивает зараза.

Я хмыкаю.

Павлин!

Про окна, кстати, я не шутила. Они у Бессонова панорамные и с полным отсутствием даже намека на шторы. И про многоэтажку тоже правда. До нее метров двадцать, не больше. При желании все прекрасно можно рассмотреть. А уж если иметь дома в загашнике бинокль или монокль, тю!