>Четверг: написать реферат

>У меня на курсе есть приятель, счастливый уже тем, что родился. Ничем больше он не отличается. Невысокий, толстоватый, всегда, и зимой и летом, в огромных коричневых ботинках, он носит очки и, как говорит Магда, «сексуальности в нем меньше, чем в вешалке в прихожей». Его зовут Ремигиуш. Иногда он забегает к нам, главным образом затем, чтобы принести мне конспекты лекций. В последние месяцы он стал просто невыносим. Я не могла понять его жизненной философии. Каждый раз, как мы встречались, он казался мне клоуном на похоронах. Он доводил меня до бешенства этой своей жизнерадостностью. Он был раздражающим диссонансом. Как анорексичка, приехавшая в санаторий для людей «в теле». Я просыпалась в печали, засыпала в печали и хотела пребывать в печали. Такой вот был период. А он был апофеозом неуместной радости. Словно розовая гвоздика в петлице костюма покойника. Ко всему прочему, нам предстояло вместе писать реферат о прозе Хемингуэя. Я хотела писать о Набокове, но опоздала на занятия, и остались только Хемингуэй и Ремек в качестве соавтора.

>Нет более грустного типа, чем Хемингуэй. Если бы не бар Джози Рассела на Дюваль-стрит, главной улице Ки-Уэст во Флориде, он застрелился бы на десять лет раньше. В то же время нет, наверное, в мире человека более радостного, чем Ремек.

>Мы всю неделю писали этот реферат. В смысле он писал, а я только поддакивала, потому что из-за моей грусти все было безразлично. Однажды он пригласил меня в столовую на обед (Магда до сих пор рассказывает об этом в своем баре: «В столовку, понимаешь, в столовку! Тут, в нашем заведении, одно пиво дороже, чем там весь обед с десертом. А на десерт – кисель. Кисель!») и рассказал о себе. Там, в этой столовке. Мать родила его в тюрьме. Прошел через детские дома от Жешова до Гижицко и от Болеславца до Щецина, зацепив Старгард-Щецинский. В Старгарде кто-то обнаружил, что он знает английский. Он учил его вечерами – хотел понять, о чем поет Коэн. Он переводил письма для всего магистрата, бесплатно занимался с детьми разных шишек. Ему дали стипендию. Послали в школу. В другой город. Потом он возвратится в Старгард, чтобы ее выплатить. Эту стипендию. «Прекрасный город с прекрасными перспективами», – говорит он. Может, даже получит квартиру. Еще ему выделяют деньги на одежду. Но дама из бухгалтерии в магистрате – его знакомая, так что в рамках этой «одежды» она закрывает его счета за книги. Может ли больше повезти в жизни? Разве можно, просыпаясь по утрам, не радоваться, что ты живешь?! Я слушала его и стыдилась. Просто мне было стыдно. За свои, с позволения сказать, печали и проблемы, которые вдруг оказались пустяковыми.

>С того самого обеда в столовке мы с Ремеком ходим в кино. Платит всегда он. За все. За билет, за попкорн и за мой проезд в автобусе домой. Я не хочу его обидеть, потому и соглашаюсь. Он всегда счастлив. И перед фильмом, и после фильма. Как будто ему за 20 злотых подарили два часа пребывания в другом мире.

>Думаю, что Ремек проживает каждый новый день своей жизни как ребенок, которого родители впервые взяли в Диснейленд.

>С этого реферата по Хемингуэю он – единственный мужчина (Магда говорит, что мне надо сходить сначала к окулисту, а на обратном пути заглянуть к эндокринологу и сдать анализ «на гормоны»), у которого есть номер моего мобильного. Он наверняка не знает, как его восхищение жизнью помогло мне найти новый смысл своей жизни.

>Понедельник: пойти помолиться

>Магда не права.

>Это неправда, что религия только для «исполненных панического страха наказания после смерти за грехи, содеянные при жизни». Я ей сказала это сразу по возвращении из костела в понедельник вечером. Магда не верит в Бога. Поэтому о Боге с ней надо разговаривать с учетом уважения к ее атеизму. Только тогда есть шанс.