Утром в субботу Глеб умчался по своим рабочим делам, пообещав мне, что к пяти часам вернётся домой, быстро переоденется и мы поедем к Роману и Хелли. Подразумевалась, что я к этому времени буду одета, причёсана, накрашена и в меру радостна. Но не тут-то было.

Оставшись в доме одна, я не нашла ничего лучшего, как с изрядной долей мазохизма начать предаваться сомнениям и терзаниям по поводу предстоящей поездки. Нет, я честно пыталась отвлечься! Я успела два раза погулять с Арлетт, пропылесосить пол в идеально чистой гостиной, отломать ручку от окна в нашей спальне – снова не рассчитав свои силы, после чего помыть тоже самое окно, досмотреть до половины какой-то идиотский американский фильм и прополоть пару грядок с молодой ранней зеленью. А заодно порядком озадачить Ирину своими сумбурными действиями. Когда я вдруг затеяла печь оладьи, она лишь робко поинтересовалась у меня – не требуется ли её помощь, и получив отрицательный ответ, поспешно удалилась с кухни. Оладушек, пышных и красивых, у меня напеклась целая горка. Эффектно уложив их в глубокую фарфоровую тарелку, расписанную трогательными незабудками, я немного полюбовалась полученным результатом и внезапно услышала, как огромная Хонда заехала на участок. Вот чёрт, уже пять вечера!

Последующие за этим два часа Глеб очень искренне убеждал меня, что ехать к Роману вовсе не обязательно, что я могу на днях одна встретиться с Хелли, и вообще не стоит так себя изводить. Но я упорно держала оборону, убеждая его с самым невозмутимым видом в том, что банально не успела собраться и одеться. А не вот это всё, что он там себе напридумывал.

В начале восьмого мы оба окончательно выдохлись и сделав вид, что вопрос исчерпан, выехали таки из дома.

К предусмотрительно открытым въездным воротам на участке Романа и Хелли мы подъехали под зажигательные рок-н-ролльные хиты Чака Берри. Музыка лилась из открытых настежь окон первого этажа симпатичного небольшого таунхауса. Мангал во дворе дымил аппетитными ароматами, а на уличном столике ждали своего часа несколько разноцветных бокалов из толстого гранённого стекла – не иначе как очередная находка Хелли на блошином рынке.

А вот и она сама. В смешном джинсовом комбинезоне и с неприлично прямыми для афроамериканки блестящими чёрными волосами, она стремительно сбежала со ступенек, и не переставая улыбаться до ушей, заключила меня в крепкие объятия.

– Марта, как я тебе рада! Глеб, привет! Ну нельзя же так редко нам встречаться! – воскликнула она. – Пошли скорее в дом, закинем ваши вещи и давайте уже к столу. Жуть как есть хочется!

– Ой, Хелли, прости, мы так опоздали! Понимаешь…

– А, ерунда, – Хелли не дала мне договорить и почти силой потащила в сторону дома. В дверях которого стоял Роман. Светловолосый, подтянутый, в обманчиво простых на вид джинсах и футболке, он сдержанно кивнул мне и чуть отстранился, пропуская нас обеих внутрь.

– Здравствуй, Марта, – произнёс он ровным голосом. – Хелли, я пойду к мангалу, посмотрю как там себя чувствует наша рыба.

Ответив на приветствие Романа, я проводила его удаляющуюся спину внимательным взглядом и только потом выдохнула. Ну, а что я ожидала, собственно? Что он бросится на меня с топором?

– Даже не думай переживать на его счёт, – предостерегла меня Хелли, – не будь идиотом.

– Идиоткой, – поправила я.

Мы обе улыбнулись.

– Когда-нибудь я научусь не делать кучу мелких ошибок в русском языке. Но пока мне не до того. Ох, Марта, сердцем чувствую, что именно эта выставка меня добьёт, – посетовала Хелли с уморительно-жалостливым выражением лица. – Или правильно говорить – прибьёт?