Марта продержала книжки неделю, а потом вернула их с почтальоном. Кроме того, она приложила записку, в которой говорилось: «Мне хотелось бы почитать что-нибудь об эмансипации женщин». И только после того, как почтальон ушел, она сообразила, что просьба ее наивна и она глупо выдала свои затаенные мысли. С большим трудом заставила она себя развернуть присланный ей пакет. Внутри, как она и ожидала, была записка: «Я рад, что ты за три дня проглотила столько знаний по экономике. Какая же ты умница. Прилагаю весьма полезную книгу по вопросам пола. Я мог бы попросить для тебя книжки у Солли, который собрал неплохую коллекцию трудов по психологии и т. п., но, увы, он отбыл «жить, как ему хочется», а отношения у нас не такие, чтобы я мог давать его книги без спроса». Кроме записки, в свертке была книга «Происхождение семьи и частной собственности» Энгельса. Марта прочла ее и согласилась с каждым словом, которое было там написано. А точнее – с тем, что составляло смысл этой книги: теперь она уже была убеждена, что все браки, заключавшиеся в их округе, нелепы и даже безнравственны, не говоря уже о том, что совершаются они по старинке.

Марта сидела под деревом, поглаживая свои нагретые солнцем плечи – как приятно, что у нее такая упругая нежная кожа; потом перевела взгляд на свои длинные, стройные ноги, и ей почему-то вспомнились раздутые тела беременных женщин – она даже содрогнулась от возмущения, точно увидела предназначенную для нее клетку. Никогда, никогда, никогда, поклялась она себе, хотя внутри ее и росло ощущение, что этого не миновать; потом она подумала о том, что теперь книжки Солли недосягаемы для нее, потому что он и Джосс так неразумно ссорятся друг с другом; и еще подумала о Джоссе, к которому испытывала положительно непонятную неприязнь. Она презирала его за то, что он посмел отнестись к ней как к хорошенькой девушке, а через минуту – уже за то, что он поймал ее на слове и просто предложил ей книжки. Это смятение чувств вылилось у нее в какое-то нервное отвращение. Ну что ей дался этот Джосс – великолепно она без него обойдется!

И Марта вернула книгу Энгельса с такой сухой запиской, что от Джосса не пришло ни слова; когда Марта поняла, что ответа не будет, на нее напала тоска, и она принялась бродить по ферме, храня упорное молчание – точно завороженная.

Однажды утром она увидела отца, который сидел на бревне у края поля и наблюдал за тем, как туземцы роют канаву для стока дождевой воды. Мистер Квест держал трубку в зубах и, медленно растирая темный трубочный табак между ладонями, задумчиво следил за рабочими.

– Ну как дела, мальчик? – спросил он, когда Марта подсела к нему: по рассеянности он и дочку мог назвать «мальчиком».

Марта положила ружье на колени и, выдернув несколько травинок, чтобы пожевать, погрузилась в молчание, как и мистер Квест: когда миссис Квест не было поблизости, отец и дочь отлично чувствовали себя в обществе друг друга.

Но Марта не могла долго молчать: ей просто необходимо было, чтобы отец обратил на нее внимание; и вот она начала жаловаться на мать, а мистер Квест смущенно слушал ее. «Да, верно…» – соглашался он. Или: «Да, пожалуй, ты права». И всякий раз, когда он соглашался с Мартой, лицо его выражало лишь желание, чтобы она перестала на него нажимать, подумала бы не только о себе, но и о нем тоже. Однако Марта не отставала. Наконец, с обычной своей раздражительностью, он сказал:

– Твоя мать хорошая женщина. – И посмотрел на Марту взглядом, говорившим: «Ну, а теперь хватит».

– Хорошая? – повторила Марта, точно вызывая его на объяснение.