– Пусть будет круг.

Мы вернулись на площадь.

Репетиции закончились. Дети исчезли. Вместо них у жаровен теснились женщины и мужчины. Женщины были в длинных цветастых юбках, в свободных блузах, в платках. На каждой поблескивало монисто из медных монеток или бусин жемчуга. Некоторые курили, дымки вились из длинных трубок. Мужчины в подоткнутых до колен штанах, в свободных рубахах, босые, сидели у них в ногах и передавали по кругу ковш с вином.

Кто пил, не забывал частицу вина подарить жаровне. Искры взвивались к пятнистому диску Луны.

– Энасме.

Йоллу и парня в шляпе встретили взмахами рук. Подвинулись, высвободили место. Парень тут же подсел к седому, но крепкому старику и принялся шептать ему на ухо.

Я встал перед жаровней.

Искры грозили издырявить и поджечь одежду, но мне не было дела ни до искр, ни до одежды, Я смотрел, как Йоллу принимают в круг, как какой-то мужчина обнимает ее за талию, хотя его руки и были скрыты во тьме, как она улыбается и тянется за длинной трубкой.

Кровь во мне кипела.

– Хоэр! – сказал вдруг старик.

Общество у жаровни притихло.

– У нас здесь высокородный мускарон просит нашего ответа.

Йолла затянулась дымом и мельком взглянула на меня.

– О чем просит мускарон? – подал голос кто-то невидимый.

Старик принял дошедший до него ковш, глотнул и сплюнул в огонь.

– Он дает деньги за нашу хэфе, хочет, чтобы мы ее отпустили. Большие деньги дает. Думает, мы ее держим.

– Пятнадцать скудо, – сказал я.

Кто-то потрясенно выдохнул. Звякнуло монисто.

– Он хочет взять Йоллу в жены, – произнес старик. – Взять без ее согласия, и надеется, что мы ему поможем.

Среди мужчин и женщин возник ропот.

– Жигу ему в бок! – услышал я.

– Без согласия?

– Кто он такой? Хелеванты – вольный народ!

– Хэфе сами решают, с кем им спать!

Я сжимал зубы так, что заныли десны.

– Хоэр! – снова прикрикнул старик.

Опять стало тихо. Только угли потрескивали. Луна приглушила свое сияние. Но, может быть, потемнело у меня в глазах.

– Что мы ответим мускарону? – спросил старик.

– Вам лучше ответить «да», – прошипел я.

Мешочек с золотом, перелетев жаровню, упал старику на колени, но не удержался, свалился, звякнув на земле.

Он не поднял его.

– Майнис говорит так, – помолчав, сказал старик. Седая голова его вскинулась, в темных глазах сверкнул огонь. – Йолла – вольная хэфе, и, значит, только ей предстоит решать, давать тебе согласие, мускарон, или нет. Если она скажет «да», то так тому и быть, мы не станем преградой у нее на пути. Но если она скажет «нет», тебе, мускарон, надлежит принять это со смирением и без злости.

Я подумал: «Черта с два!», но кивнул, едва сдерживаясь. Мой глаз горел, казалось, искры от жаровни залетели в глазницу.

– Пусть скажет.

– Йолла, – кивнул старик.

Девушка встала.

– Капитан Марсио Герра, возможно, вы – хороший человек…

Я скривился.

– Но я говорю вам: «Нет». Я не люблю вас, ка…

Крик вырвался из меня.

– Вы! Все вы!

Наверное, я бы убил кого-нибудь уже тогда.

Боль вспыхнула и разорвала меня на части. Я взревел и опрокинул жаровню. Помню, как закричали, подались назад женщины, как завскакивали мужчины.

– Убью!

Кто-то прыгнул на меня сзади, сдавил горло, и мне не удалось достать клинок. Я боднул противника затылком, но на меня кинулись сразу несколько человек, подняли, потащили за руки и за ноги с площади. Как я не изгибался, какие проклятия не кричал, какими карами не грозился, они не отпустили меня, пока не донесли до двора гостиницы.

– Эшуд! – плюнул кто-то мне в лицо.

Удар о землю выбил из меня дух.

Мешочек с деньгами кинули следом, он шлепнулся мне на грудь. Я захохотал. Теперь я точно знал, что Йолла будет моей.