– Ладно, уважаемый, скажи, сколько у них оружия и какое? Чем они вооружены?

– Ну, пистолеты есть… у всех… а еще, говорят, автоматы есть…

– Так «говорят» или «есть»?

– Пистолеты точно есть, – усердно подтвердил дед, – сам видел.

– Ясно. Спасибо.

Секунду подумав, Владимир спросил у Юли, имея в виду Михаила:

– Как он?

– Ничего страшного, – ответила Донцова. – Небольшое сотрясение мозга, и кожа на голове рассечена.

– Ясно… Так. Вы приводите его в чувство и тащите на «базу». А я пойду попробую Лену вызволить.

– Подожди! Я с тобой! – взметнулась Юля.

– Нет! Вы вдвоем тащите раненого на базу! – безапелляционно отрезал Владимир.

– Но…

– Никаких «но»! Это приказ!

Юля сникла.

– И еще, – сказал Владимир, поворачиваясь к ветерану. – Вы же ненавидите этих бандитов?

– Да.

– Поэтому попрошу, чтобы тут далее ни произошло, «вы нас не видели». Вы можете вдолбить это всем и каждому, кто нас успел увидеть?

Ветеран внимательно посмотрел ему в глаза, вытянулся и чисто машинально, по-военному отчеканил:

– Будет сделано, товарищ майор!

– Полковник, – так же машинально поправил его Владимир, с тревогой рассматривая все еще не пришедшего в сознание Михаила.

– Есть, товарищ полковник! – ответил ветеран, и на глаза его навернулись слезы.

– Да, и еще… Лыжи наши посторожите, пожалуйста, пока не вернемся.

– Обязательно! Не беспокойтесь.

Владимир кивнул, пожал деду руку и решительно двинулся к выходу.

Проходя мимо оконечности прилавка, он заметил лежавшую на краю толстую металлическую табличку с каким-то названием. Он взял ее в руки, взвесил, прикинул ширину и длину и сунул в рукав.

– Если что, скажете, что бандиты забрали, – бросил он через плечо, выходя в дверь.

– Ну, вылитый наш майор! – пробормотал дед вслед Владимиру. – Как с того света вернулся, родимый… ну, вылитый он. Только тот на Зееловских буйну голову сложил…

Владимир старался не вспоминать об этом. Но тут, в самом для него неожиданном месте, ситуация заставила вспомнить прошлое. Ему очень не хотелось даже самому себе в этом признаться, но именно воспоминания о том давнем потрясении вели его, толкали на весьма безрассудный поступок. Если оценивать все хладнокровно, то, что замыслил Владимир, так и называлось: полное безрассудство.

Много лет назад, когда он, только-только закончивший вуз юнец, попал в Южную Америку как «специалист широкого профиля», он к жизни относился как к большому приключению. И все вокруг воспринимал как части этого большого приключения. Да что греха таить – большинство мальчуганов, выросших в относительном комфорте высокоразвитой цивилизации, видят мир большой игровой площадкой для себя.

Да, там есть бандиты, да, там есть негодяи, но они все воспринимались как «картон».

Ему надо было попасть именно в Южную Америку, и именно в тот, переломный для нее момент войны, чтобы понять, что далеко не все так просто и легко, как пишется в приключенческих книгах. Что жизнь очень многих людей в мире – это не розы и даже не шипы, а большое море боли и грязи. Море, из которого эти страны и народы только-только стали выбираться совместными усилиями, и эта дорога часто обильно полита и кровью, и слезами.

Тогда он участвовал в одном из рейдов «Армии Боливара» и мог наблюдать всю жизнь местного населения воочию, а не через объектив телекамеры журналистов, которых он сопровождал. Мотаться пришлось через несколько границ, по территории нескольких государств, в разной степени вовлеченных в национально-освободительную войну, с разной степенью подконтрольности США. Он видел, как живут крестьяне, какие у них отношения и между собой, и с вконец осатаневшей от их сопротивления властью.