Поди ж ты, разберись в его игре да не его поле. Ко всему, на это поле ещё попасть нужно! Славка, конечно, молодец. Пришел, увидел, победил. Взял на арапа, но это только вершина айсберга. А где он весь, остается только догадываться. Вот теперь играй в угадайку, в каком месте уткнешься лбом в стену. Что будем делать, господа многоуважаемые кроты? Можно конечно продолжить игру с консалтинговой фирмой «Даймонд Лэй», благо принадлежит она Алексу Даймонду, в быту отзывающемуся на имя Вячеслав Бирюков, но боюсь, что КПД от этого будет маловат. Товар лицом нам в сущности не нужен. А то, что нас интересует скорее всего спрячут за семь замков. Нет! Здесь нужен другой вариант. Вопрос – какой?

Хорошо бы конечно, если бы этим делом занялись борцы с экономической преступностью. В сущности, это их прямая обязанность. Так ведь не займутся. Здесь игра крупная. Экономические скандалы случаются только как побочные явления закулисной политической игры. Самое интересное, как известно, происходит за кулисами. Но даже если допустить, что одна группировка в пику другой натравила бы ищеек на «Приватир-Инвест», его филиалы и дочерние предприятия, если допустить, что они нарыли достаточно материала для дальнейшей разработки – с нами-то никто плодами поисков делиться не собирается. Тайна следствия! Мать его! Здесь либо официальный запрос подавай, либо нужен свой человек в ставке. Ну, с запросом понятно. Официальной путь нам заказан. А «наш человек в Гаване»? М-да, приходится констатировать, что своего человека тоже нет. Хотя…

Почему нет? Птаха!

За стеной ужасно взвыл лифт, карабкаясь вверх по своей узкой шахте, взвыл, заставляя невольно насторожится: «Не ко мне ли?» Нет, не ко мне.

Я блаженно откинулся в кресле, вспоминая нашу первую встречу.

Был прекрасный майский вечер. Москва в кои-то веки пахла жасмином и сиренью, окна старых домов заговорщически подмигивали, вдохновляя на гусарство и беспричинное веселье. Арбат был так заставлен картинами, что невольно казалось – художественный музей вышел на прогулку. Буйство красок по мере движения сменялось буйством звуков, извлекаемых хипующей молодежью из подручных и подножных музыкальных инструментов. Мир был молод и хорош собой и слово: «демократия», произносимое в те времена ещё без буквы «р» в первом слоге, заставляло сердце учащенно биться, почти как признание: «Я вас люблю!»

Не помню уж, какого лешего служебная необходимость занесла меня к величественному зданию из стекла и бетона, контролирующему господствующую высоту на Арбатской площади, но возвращался я оттуда спокойный и безмятежный, вспоминая воспетый Окуджавой Старый Арбат как норму жизни и образец для подражания.

Где-то здесь, между картин неизвестных авторов, время от времени стоял лоток с раскрашенными оловянными солдатиками дивной работы. Держал его племянник замечательного знатока военной миниатюры и геральдиста Петра Космолинского. Впрочем, кто знает: может, он и не был его племянником, но, тем не менее, в истории военного искусства этот молодой человек разбирался преизрядно. Время от времени, мы часами обсуждали, скажем, неудачные действия кавалерии в Брусиловском прорыве или действие Наполеона при Ватерлоо, до хрипоты споря о маневре маршала Груши…

В это вечер его не было. Огорченно вздохнув, я отправился дальше, задумчиво созерцая, как меняется колорит картин в начинающих сгущаться сумерках… Драка возникла как-то вдруг, так как появляются вулканы в диснеевских мультиках.

Трое парней в светлых футболках, подчеркивающих рельеф их мускулатуры, громили доморощенных рок-светил грандиозно малой звездной величины. Работы для троих здесь было явно маловато. Длинноволосый исходный материал был идеально приспособлен для битья и оттого безропотно перелетал из рук в руки, пытаясь прикрыть расквашенный в лепешку нос. Достойный собрат этого горе музыканта лежал на брусчатке под обломками гитары.