Обеих девушек звали Кармен (так они представились). С моей в постели вышел полный облом: слишком много выпила и едва шевелилась. Мы немного повозились, а потом она ушла в ванную почистить зубы, и я понял, что меня продинамили. Из комнаты Адриана доносились хихиканье и приглушенное бормотание телика. Усмехаясь про себя, я подкрался поближе и осторожно приоткрыл дверь.

Адриан, покатываясь со смеху, поглаживал голову Кармен, активно работавшей ртом. На экране Хитрый койот[3] втаскивал на гору очередную супербомбу производства корпорации «Акме».

Я, улыбнувшись, прикрыл за собой дверь и вернулся на свободную кровать, пообещав себе в следующий раз, когда буду соблазнять девушку, заказать подборку с Багзом Банни[4].

Гости в «Шанкаре» делились на четыре категории. Правда, различие это обнаруживалось не сразу, лишь через несколько месяцев, а сначала казалось, что ко всем относятся одинаково, безо всякой социальной дискриминации. Обманчивое впечатление.

В первый класс попадали немногие избранные. Леонора Шанкар, Форд Тассо, еще пара-тройка людей. Недосягаемые, элита из элит, обладающая непостижимой властью и влиянием. Сами себе закон, боги и цари компании. Мы готовы были продать душу дьяволу за возможность подобраться к ним поближе, но там, где начинались владения Кардинала, полномочия дьявола заканчивались.

Ко второму классу принадлежало большинство. Посетители, наведывающиеся в «Шанкар» время от времени. Ресторан им нравился, некоторые заходили по три-четыре раза в неделю, но видели в нем лишь место для общения и деловых встреч.

Третий и четвертый класс – завсегдатаи, те, кто приходил каждый день. Для них «Шанкар» был вторым домом. Некоторые торчали там от зари до зари. Другие на какое-то время отъезжали по делам, однако раза два в день заглядывали обязательно.

Третий класс составляли ветераны. Солдаты и полководцы минувших дней, вознесшие Кардинала на вершину, а теперь отправленные в отставку. Они паслись в «Шанкаре», пользуясь возможностью вернуть былую значимость, поскольку пользовались популярностью у молодежи, с которой охотно делились рассказами о прошлом и секретами, за давностью лет утратившими актуальность и запросто подлежащими разглашению.

Ветераны слыли кладезем премудрости. Знали всех и каждого, видели, у кого настоящая власть, какие пути закрыты, а куда можно сунуться при случае. Они были в курсе всех текущих крупных операций и могли рекомендовать тебя нужным людям, если ласково попросить. Они рассаживались по залу в разных местах, поодиночке или группами, и молча наблюдали, дожидаясь, пока к ним подсядут и заговорят.

Такого ветерана легко было бы перепутать с какой-нибудь волшебной статуей, оживающей, если произнести нужное заклинание, но сходство нарушали трясущиеся руки и подергивающиеся губы – отпечаток, наложенный старостью и долгими годами служения Кардиналу. Временами от их вида мороз подирал по коже. Я смотрел на них и думал: «Неужели и я буду таким? Каких-нибудь тридцать, сорок лет, и я буду сидеть тут, сжимая трость в трясущихся руках, глядя вокруг слезящимися глазами, упиваясь мечтами чужой молодости?»

Сам я принадлежал к четвертому, и последнему, классу. Нас было человек сорок, двадцати-, тридцатилетних, голодных – нет, изголодавшихся по успеху. Мечтатели, римские заговорщики, втайне надеющиеся проложить себе хитростью и коварством путь на вершину. Мы встречались в «Шанкаре» ежедневно, по-приятельски, изображая взаимное дружелюбие и симпатию, однако готовые в любую секунду показать зубы. Лучшие друзья и одновременно соперники. Кто-то из нас рано или поздно достигнет заветной вершины, пройдя по головам остальных.