эронхаев, не то чтобы исчезло – но оказалось страшно обкорнанным, ограниченным и почти бесполезным… Он больше не мог ни летать, ни просачиваться в поры пространства, переходя в иные миры, ни превращать одним усилием воли песок пустыни в камень и хрусталь городов. Он стал почти обычным нестареющим человеком с памятью о небывалом. И, наконец, из мира совершенно, начисто, без следа исчезли сами эронхаи… В общем, Шаддам оказался примерно в положении Николая Степановича, когда тот, вернувшись в шестьдесят восьмом из Конго, обнаружил, что все его прежние соратники по Пятому Риму ничего не помнят и ничего не умеют. Как и Николай Степанович, Шаддам превозмог отчаяние и занялся мангасами, пытаясь спасти хотя бы то, что можно спасти. Мангасы исчезали с лица земли, люди и крысы уничтожали кладки их яиц. Многие мангасы – обычно это были те, кто охранял хранилища яиц, – начисто утратили былой интеллект, сравнявшись с животными; некоторые рабски служили каким-то силам, о природе которых даже не догадывались. Ему удалось сколотить в Бухаре небольшую колонию мангасов – человек в сорок. Ему удалось вернуть им волю к жизни. Потом к ним прибились ещё трое эронхаев, немного позже него прошедших перерождение и тоже не знающих, куда делись остальные. Когда пришли эти трое, он вспомнил, что у эронхаев, как и у мангасов, есть деление на начальников и подчинённых. Он, Шаддам, просто по рождению сейчас был самым главным, но среди исчезнувших были те, кто главнее его…

Потом пришёл хан Чингиз[2], и почти все мангасы, и «младшие» эронхаи, и сам Шаддам – все пошли с Чингизом. Гулять так гулять…

2

Никогда не делайте ничего простого и практичного, если есть способ сделать это сложным и прекрасным.

Пако Рабанн

– Доброе утро, – сказал Шаддам. – Мне не хочется огорчать вас, но Нойда пропала.

– Как – пропала? – не поняла Аннушка. – Как Нойда может пропасть?

– Мы гуляли, – сказал Шаддам. – Она бросилась к незнакомому мне человеку, когда он сворачивал за угол в переулок. Я думал, она вернётся, но она не вернулась, в переулке её тоже не было… В общем, я искал её два часа, но не нашёл. Боюсь, что её заманили в ловушку.

– Ну, Нойду-то я найду… – уверенно сказал Костя, приподнимаясь из-за стола. – Уж Нойду-то не найти…

– Что за человек? – остановил его жестом Николай Степанович.

– Высокий. Одно плечо выше другого, хромает. С тростью. Похоже, что весьма стар. Но я видел его только со спины…

– Опаньки… – Николай Степанович уставился перед собой. – Сегодня под утро мне приснился Отто Ран[3] с белой собакой – похоже, что именно с Нойдой… В какой-то маленькой комнатке с окошком под потолком… Хм. Судя по описанию вида со спины, это вполне мог быть он. Так. И что это нам даёт, коллеги? Если он к нам, то почему не пришёл сразу? Вряд ли он не догадывается, где мы расположились. Если же почему-то прячется от нас… мы его всё равно не найдём. Это лучшее, что он умеет, – прятаться.

– Но Нойда…

– Да, Костя. Бросай свои кубики.

– Они у меня в номере. Я сейчас…

И Костя исчез.

– С вашего позволения, – сказал Шаддам, – я посижу около бассейна?

– Да, конечно… – и Николай Степанович проводил его рассеянным взглядом.

Что-то сдвинулось, наконец? Или просто ещё один старый колдун решил стряхнуть пыль с чемоданов и посмотреть на давно надоевшие физиономии прежних друзей-противников? И почему так повела себя Нойда? Эти воспитанные Брюсом как-бы-собаки по интеллекту вполне сравнимы с человеком, а по интуиции далеко впереди… Нойда очень осторожна. Значит, опасности не ощущала… Все мы опасности не ощущаем, просто знаем, что она есть. Но не ощущаем.