– И что?
– И что! Ничего особенного, но думаю, что имею право сидеть и дальше.
– Я не знаю, зачем ты пошел в вагон-ресторан в электричке, – усмехнулась она.
– Сходи, сходи, – парень похлопал меня по плечу, а я пока побеседую с дамой по душам.
– О чем вам с ней беседовать? Совершенно не понимаю! – воскликнул я.
– Ну, что ты пристал к человеку, иди.
– Иди, – опять повторил я ее слова. А она ответила:
– Прекрати паясничать.
Пришлось уйти.
В тамбуре она догнала меня и попросила сигарету.
– Ты что, обиделся? – И нечаянно задела рукой член. Я сразу полез ей в трусы. Она была не против. Но дальше, увы:
– Не дам. – Кошмар, у меня даже волосы встали дыбом. Как говорится:
– Пар уже накачали, а ехать не дают.
– Семафор закрыт, – поняла она мои мысли.
– Но почему?! Рукой можно, а по-настоящему нельзя?
– А ты поедешь со мной в Ленинград?
– Ленинград, Ленинград, – быстро повторил я, пытаясь понять где это. Ну, в том смысле, по какой дуге туда двигаться отсюда.
– Ты не знаешь, где Ленинград?
– Знаю так-то, конечно, но не знаю, где мы находимся.
– Может ты не знаешь, и кто я такая?
– Прекрасная девушка, на которую я не отрываясь смотрел сорок с чем-то минут.
– Что ты говоришь, балда?! – она стукнула меня кулачком по лбу.
– Я даже не знаю, как тебе доказать, кто из нас прав.
– Просто. Если бы ты меня Не Знаю, ты бы не полез вот так сразу мне в трусы, верно?
– Наоборот! Ты что?
– Что значит, что? Ты только к незнакомым и лазишь. Хорошо, ответь тогда, почему?
– Знакомой как в глаза потом смотреть?
– Ты вообще соображаешь, что говоришь? – она опять хотела брякнуть меня кулаком по лбу. – В трусы для того и лазят, наверное, чтобы понять по глазам:
– Началось?
– Что, любовь?
– Да какая любовь, ты вообще откуда свалился?
– Я просто сидел напротив и смотрел на тебя сорок минут, как Петрарка на Лауру.
– Честно?
– Абсолютно.
Она попросила еще одну сигарету, и кстати вынуть мою руку из ее трусов.
– Извини, я просто ее там забыл.
– Как бы то ни было.
Я подал ей зажигалку.
– Ты считаешь, что мы уже были знакомы? – спросил я со вздохом.
– На вокзале познакомились, в буфере.
– А-а! Ну, может быть. Я значит, просто забыл.
– Хватит врать, ты купил мне в буфете два вареных яйца и куриную ножку, а денег не взял. В карты, что ли, выиграл у кого-нибудь? Говори, правду, не будь дураком.
– Да, да, да, что-то такое начинаю припоминать.
– Ты еще читал мне книгу, которую купил на зоне.
– Вот это уже интересно, – сказал я. – И как она называется?
– Так, Альберто Моравия, а вот про что не помню. Хотя ты просил меня обратить внимание, что там люди постоянно просят…
– Что? От твоего ответа будет зависеть, поеду ли я с тобой в Ленинград.
– Соль.
– Что?
– Они всегда просят передать соль.
– Ужас. Верно. Почему я тебя не помню?
– Я знаю ответ.
– Скажи.
– Притворяешься.
Не успел я ответить, как двери раздвинулись, и появилась голубая снизу, красная сверху улыбка.
– Капитан, капитан улыбнулись, – спела Люда.
– Улыбнитесь, – сказал он, и вынул красную книжечку.
– Мы ничего не делали, – автоматически сказал я. – Впрочем, это с толкучки? – Я попытался взять книжечку из его пальцев. Но он, как фокусник убрал ее в ладонь. Но другой рукой вынул из-за спины другую книгу.
– Итс май, – сказала девушка.
– Это хорошо, что вы не отрицаете свою причастность к этому делу, – сказал он. – Только этого мало. Надо, чтобы и он, – парень приставил палец мне к носу, – сует свой нос туда, куда он не дорос.
– Куда – и он сует свой нос? – я не поняла.
Красно-голубой мэн показал книгу лицом. Я уж подумал, что это Альберто Моравия, неизвестно откуда здесь, – но это была ее книга, книга, точнее, Артура Миллера: