– О, он прав, сирра Элоиза! – восторженно поддержала Люсиль, складывая молитвенно ладони. – Я присмотрю за Рене, почитаю ему книгу.
– Вы бы тоже отдохнули от меня, сирра Люсиль…
Рене желал остаться наедине, хотя бы ненадолго, чтобы сконцентрироваться и попробовать собрать свет через воспоминания, но златовласка упрямо отказывалась бросать раненого, спасшего жизнь ей и любимым друзьям.
– Тогда разрешите мне попытаться немного вздремнуть в ожидании господина лекаря? – сумев скрыть раздражение, попросил Рене, и девушка согласилась тихо посидеть в кресле.
Рене повернул в другую сторону голову, поудобнее укладывая руки возле головы, и замолчал, сосредотачиваясь на покое, как учил Анри. Нужно было представить уединённое место и источник силы в нём. Созерцать, не прикасаясь, – получать ментально, усилием одной воли.
В молоке знакомого тумана и мягко развевающихся полотнищ лежал на белом ворсистом ковре он, подперев расслабленно рукой голову и, улыбаясь, глядя на приближающуюся Мариэль.
– Я посижу рядом? – спросила она.
– Приляг, так удобнее, – он провёл рукой по мягкому ворсу рядом с собой. Она послушалась.
– Мне нельзя тебя касаться, – предупредила она ползущую в её сторону руку, со знакомыми венами на руке цвета инея. – Я должна только смотреть.
– Но так будет быстрее… Тебе ведь нужны силы, Мириам? – он подвинулся и обхватил её плечи рукой, двигаясь к шее и убирая с неё локоны.
Кончики невесомых пальцев перелетели на щеку, нарисовали витиеватый узор, заставляя глаза закрываться от неги.
– Я люблю тебя, родной…
– Знаю. Набирайся сил, я буду рядом…
Губы, такие же невесомые, как пальцы, и всё же несущие мягкий свет, осторожно, чтобы не вырвать Мириам из погружённого состояния, погладили от предплечья до пальцев руку, вызывая приятные мурашки.
Внутренний сосуд наполнялся мягким искрящимся светом, похожим на блеск свежевыпавшего снега. Глаза с удовольствием отмечали: половина собрана. И тело уже почувствовало надежду, боль в плече утихла и, кажется, замерла в спине.
– Deuhatah, Argirius, kessannyvi, – взмолилась она, открывая глаза и приближая своё лицо к его.
– Euh…3, – откликнулся он, накрывая губами её.
Свет взаимности щедро плеснулся в сосуд, настигая края и собираясь перелиться через него задумчивым туманом…
– Ах, я же сказала, что теперь никуда не гожусь! – воскликнул горестно голос Люсиль, безжалостно выдёргивая из состояния концентрации.
– Что за глупости! – сердито осадил девушку голос Армана, только что звучавший по-другому в осознанном сне. – Как сказал Анри, тебе надо научиться контролировать свои мысли, вот и вся проблема. Прекрати плакать, моя малышка… ну… у нас ещё будет столько поцелуев, что ты устанешь от них…
Рене машинально повернул голову и убрал руку, чтобы увидеть причину резанувшей по сердцу боли, превращающей с таким трудом собранный свет в пепел.
Люсиль тихо плакала, её согнутые в локтях руки с обнажившимися ментальными браслетами были воздеты и прижаты к телу юноши, обхватившего подругу и поглаживающего по спине.
– Мы обязательно найдём выход, – рассеянно пообещал Арман. Почувствовав взгляд Рене, повернул к нему голову: – Мы тебя разбудили? Извини.
Тот отвернулся, вцепился зубами в ткань, дабы удержать звук и свет Владычицы, стремительно меркнущий. Швырнул мысленно его остатки по месту назначения, но заметного облегчения, кажется, они не принесли. Усилия оказались напрасными.
– Пошли вон! – всё, что смог сказать разочарованный Рене.
*****
– …Ваш случай, сирра Люсиль, напоминает мне одну историю. В ней рассказывается про четырёх королевских отпрысков, поначалу отличавшихся отменной глупостью. Перекорилю мать подарила необычное кольцо, которое делало его прекрасным в глазах всех окружающих. Другому, Обалдую, подарили зачарованную розу, которая преуменьшала недостатки внешности и короткого ума. История длинная, рассказывать не буду. Если коротко, Перекориль и другие обладатели простенького кольца не знали о его зачарованном свойстве, поэтому передавали друг другу