Вернер проснулся, кажется, через три-четыре часа. Тихо скрипнули петли на двери – простой и оригинальный способ бытовых «охранных чар». Шустрого юнца, конечно же, в комнате не было, и слуга выскользнул за ним в коридор, мгновенно набрасывая на себя теневой морок, позволяющий остаться незамеченным в сумраке коридора даже для глаз прожжённого менталиста.

Хозяин предупреждал: в случае чего Вернер ответит своей головой, если юнец окажется опытным подставным наёмником, ибо предыдущая ночь заставила подозревать – Арман явно влип в какое-то скверное дело, раз неизвестная шайка беспринципно атаковала замок. Днём инквизиторская комиссия полностью перекрыла доступ к постройке порталов на хозяйской половине замка, и тем подозрительнее показалось появление из ниоткуда странного юноши.

С другой стороны, Изель впервые попросила о чём-то большем, нежели корзина с продуктами. А лесной ведунье Вернер доверял, как себе.

Но вот юнец тихо шагает по коридору, накинув на плечи покрывало вместо плаща. Подходит к двери сира Армана, прикладывает руку. «Снимает печать!» – понял Вернер, поражаясь теоретической невозможности этого действа, ибо снимать чужие надверные печати мог близкий родственник или очень сильный маг. Ни первого, ни второго в нежном юнце заподозрить было невозможно.

Вернер перетёк по стене ближе, чтобы захватить гостя с поличным, и достал кинжал. Дверь Марой почему-то оставил приоткрытой. Минута – и северянин вышел, закрыл за собой дверь, повторил манипуляцию с печатью. А затем, словно почувствовал недалеко от себя затаившегося хищника Вернера, готового к прыжку, остался у двери. Присел возле стены, кутаясь в покрывало и неподвижно замирая.

Слуга ждал терпеливо. Прошло полчаса, а Марой, кажется, решил провести здесь остаток ночи.

До Вернера запоздало дошло: Рене охранял Армана. На один вопрос к имеющемуся десятку подобных стало больше.

*****

Чёрное клубящееся живым туманом облако тьмы появилось из ниоткуда, протянуло свои любопытные щупальца, пробуя на вкус магию Рене, и обожглось о свет. Заскулило безмолвно и засуетилось. Ему хотелось проникнуть в самое сердце, но свет не пускал, с ленцой оттолкнул, словно пощёчину дал, слегка, играючи. Тьма восприняла нежелание драться как слабость, замерла, сгущаясь, и ринулась на свет яростно, жадно и уверенно, выманивая свет наружу.

Два облака перемешались, и в этой нешуточной пляске преимущество быстро оказалось за тьмой. Дымчатый спрут поглощал поникшую белоснежную медузу.

– Призови его… – зашептал голос. – Только вместе…

В плечо кольнуло, и Рене резко сел, в первые секунды не понимая, где находится. Боль в метке отсутствовала, значит, приснилось. И всё же на душе было пакостно после сна и незнакомого шёпота.

Вернер тихо похрапывал, в камине догорали угли, мигая, словно огни засыпающего города. Рене откинулся на тюфяк, натянул снова покрывало и понял, что мёрзнет. То ли Вернер предпочитал прохладу, то ли Делоне экономили на дровах, то ли сам замок был холодный. Будто лёд в его сердце не давал магии огня поддерживать работу камина, как положено, до утра. И ни одного полена возле решётки не лежало…

Юноша покрутился, закутываясь и подтыкая тонкое покрывало под себя, но сквозняк ползал по полу в поисках жертвы. Вместе с ним улетучился сон, растворился, как облако света в алчной тьме из сновидения.

Тревога не отпускала, ибо кошмар отравил душу. С чего Рене начал думать о нём, если метка молчала? Цыкнул сам на себя: вчерашний день был тяжёлый, а тот, что предстоял, обещал быть в разы хуже. Нужно выспаться. Сейчас он накинет шатёр на себя, призовёт огонь, и снова можно будет уснуть… Но шатёр появился и исчез в следующее мгновение.