Забыв о предосторожности, я поймал такси и поехал в отель, по пути искоса поглядывая на свою флуктационную ауру. Аура изменилась – поблекла, стала практически незаметной и мерцала в такт колебаниям тени. Это уже вообще чёрт знает что! Много слышал легенд о трансформациях хронеров, угодивших во временной разлом, но ни в одной из них не говорилось о тени.

Расплатившись с таксистом, я выбрался из машины и наткнулся на недоумённый взгляд швейцара, предупредительно распахнувшего дверцу.

– Неприятности? – вежливо поинтересовался он, глядя на мой пиджак.

– Всё о’кэй, Том! – жизнерадостно заверил я, сунул ему в руку пять долларов и поспешно скрылся в дверях отеля. Парадный вход освещался солнцем, и вряд ли швейцар успел обратить внимание на мою необычно чёрную тень.

Лифтом я пользоваться не стал по той же причине, что и в северной башне Всемирного торгового центра, и пошёл по лестнице. Ног под собой я не чувствовал, и подъём на пятый этаж оказался мукой мученической – быть может, тяжелее, чем спуск по ступенькам с девяносто девятого этажа. И пока я, скрежеща зубами, поднимался, перед глазами стоял образ женщины с подвёрнутой ногой на лестничной площадке между восемьдесят шестым и восемьдесят седьмым этажами южной башни Всемирного торгового центра. Теперь я её понимал. Хоть волком вой – никто не поможет. Как аукнется, так и откликнется…

Когда я ввалился к себе в номер, то был уже никаким. Запер дверь, упал в кресло и минут пять пребывал в прострации, пока взгляд не сфокусировался на бутылке минеральной воды, оставшейся от позднего ужина. Я приложился к горлышку, и только тогда понял, что гортань у меня пересохла, а организм практически обезвожен. Не отрываясь, выпил бутылку до дна, и в голове немного прояснилось. И представить не мог, что у меня столь слабые нервы – во время акций навидался такого, что, казалось, ничто не может вывести из равновесия. Однако до сих пор беда касалась других, а когда затронула меня, выяснилось, что никакой я не супермен с железными нервами, а обычный человек. Трусливый и мнительный.

Кряхтя, как старый дед, я встал с кресла, стянул с себя пиджак, бросил на кровать, и только тогда осмелился посмотреть на свою новую тень. Она лежала у ног неподвижным чёрным комком и казалась объёмной. Будто затаившийся зверёк.

Ноги гудели, будто чугунные, и на самом деле могли оказаться свинцовыми, деревянными, а то и поросшими шестью, с козлиными копытами. Я расстегнул ремень, брюки свободно упали на пол, и у меня отлегло от души. Ноги были как ноги, обыкновенные, в меру волосатые, мужские. Мои собственные, только безмерно уставшие. Они гудели, были одновременно и чугунными, и деревянными, но, к счастью, лишь в переносном смысле. Упавшие брюки закрыли угольную тень, и ткань начала шевелиться. Что за заразу я подхватил во временном разломе?

Опасаясь прикасаться к тени руками, я снова сел в кресло, каблук об каблук разулся и ногой отшвырнул брюки вместе с туфлями в сторону.

Тень была похожа на большую жирную кляксу. Она лежала на полу, подрагивала, как желе, сливаясь по цвету с чёрными носками, и создавалось впечатление, будто я обеими ногами основательно увяз в луже гудрона. Ковровое покрытие пола сквозь тень не просматривалось.

Всё так же одними ногами я попытался стащить с себя носки, но ничего не получилось. Вот уж влип, так влип… По самые уши. Когда коготок увяз, то глупо бояться притронуться к тени руками. Поздно цирроз лечить, если печень отпала.

Я нагнулся, потрогал тень и испытал странное ощущение, словно она была осязаемой. Пальцы свободно проходили сквозь черноту, касались ворса паласа, но в то же время тень выталкивала пальцы из себя, будто они погрузились в лужицу ртути. Попытался захватить тень кончиками пальцев, но она так же легко, как ртуть, выскользнула. Любопытной субстанцией наградил меня временной разлом… Надолго или нет, понятия не имел, но, так или иначе, мне предстояло с ней жить. Долго ли, коротко, всю жизнь, или только часть, но привыкать надо, а поэтому лучше всего с самого начала не придавать тени особого значения и не обращать на неё внимания. Будто бы так и надо, будто такая тень у всех без исключения.