Я хотел ее коснуться, чтобы не выглядеть последним варваром, но не тут то было – она просто перевалилась спиной на диван и затянула меня на себя. Это было странное чувство – входить во владения без намека хоть какой-нибудь флоры вокруг, совсем иные ощущения, но результат был не плохим хотя и быстрым – я едва успел ее догнать. Диана не хотела лежать ни минуты после. Не хотела она и идти в ванную. Она хотела есть да «еще как». Я нашел ей старую застиранную джинсовую рубашку, которая привела ее в непонятный восторг. Пока делал салат и резал рыбу, она достала стаканы для вина и вроде как искала что-то еще. А может мне это только показалось.

Мы ели нашу форель и запивали полусладкой ламбруской, она рассказывала мне про двух русских художников, которые хотели повесить свои работы у нее в галерее. У нее была своя галерея на 53 улице, наследство от бабки. Я понял, что она очень обеспечена, но думал о том, что она похожа на свою мать во время акта.

Диана вела себя очень раскованно: не смущаясь, она отодвинула мое колено, чтобы смотреть на мой орган. Я сказал, что мне было бы интересно посетить ее галерею и что она была похожа на Джеки, когда я был с ней, а сейчас совсем не похожа. Она засмеялась и сказала, что они кровные родственницы. Потом склонила голову и бережно вынула из-под себя хрустальную рюмку с моим семенем в ней. Она поставила ее на стол и серьезно мне сказала, что сейчас она быстренько пописает. И мы пойдем в спальню любиться по-настоящему, что у меня очень выгодно расположены окна спальни: если их открыть и включить ночник, то с 3 балконов по диагонали нас будет видно и что, кроме того, всем будет слышно, как мы тут бодрствуем. И подкупающе улыбнулась.

Сходив в туалет, Диана достала свой мобильник и позвонила матери. Она сказала, что звонит из поезда по пути домой, что мы неплохо поиграли в теннис, что я был настоящий джентльмен – не дал ей умереть от голоду и проводил на поезд, но зачем ей, Джеки, нужен такой старый пердун – не может, что ли, она найти себе кого-нибудь помоложе. И повесила трубку.

Мы не спали всю ночь. Нельзя же считать сном, когда ты проваливаешься как в люк на пару минут и, бац – уже опять не спишь.

Она оказалась приличной крикухой – ойкальщицей и успокаивала меня сомнительными «я еще и не так могу.»

Диана доела все, что было возможно из холодильника, и ходила в моем пиджаке на голое тело с горящей свечой в руках перед картинами на стенах – очень профессионально давала объяснения о стиле письма и «попытки выразить», «в тот или иной период творчества». Я ее похвалил. Она сказала, что в бедные студенческие годы делала это для американцев в мадридском Прадо.

Я проснулся от телефонного звонка, но до телефона мне было не дотянуться – маленькое и горячее обхватило меня поперек тела. кое-как сняв трубку, я понял, что опоздал к утренней игре. Было 9:30 утра. Я отключил телефон и опустил тяжелые шторы. Нужно было подумать о завтраке.

Стоя в лифте, я ловил на себе взгляды моих соседей. Видно некоторые из них не спали по моей вине.

Через пару часов Диана проснулась. И сразу заторопилась уходить. Я едва ей предложил чашку кофе и круассан с черной смородиной. Она просила не провожать ее, что я послушно и сделал.

Где-то, через час, ко мне приехал сын. Мы должны были пойти смотреть очередную квартиру для него. К тому времени он был покинут девушкой, страдал и не хотел больше жить в квартире, которую еще недавно делил с ней.

Пока я собирался он сидел за столом с остатками завтрака и хрустальной рюмкой с моей спермой. Иногда он похож на меня своим поведением, как и должен быть похож сын на отца. Он посмотрел на рюмку и сказал, что этот белок выглядит и пахнет, как сперма.